Тёмно-фиолетовый рыцарь, или Тайна Коровьева. Фагот - Коровьев

Не только главные герои имеют загадочное происхождение. Описаны действующие лица, чья внешность незаурядна, а особенности образа таятся в главах романа, ожидая, пока читатель расшифрует их подоплеку. В их числе – Коровьев из свиты .

История создания

Многие нюансы в «Мастере и Маргарите» требуют разъяснения. Работа над романом началась в начале 1920-ых годов и велась до кончины Булгакова. Первый вариант содержал 160 страниц повествования о Христе и прокураторе и рассказывал, как Воланд свел с ума несколько десятков москвичей, внезапно появившись в столице со своей сумасбродной свитой. Лейтмотив "Мастера и Маргариты" был намеренно опущен. Благодаря ему произведение впоследствии обрело разноплановость и многослойность.

Литературный памятник мог носить иное название. Рассматривались варианты «Копыто инженера», «Черный маг», «Князь тьмы» и «Гастроли Воланда». В 1937 году Булгаков принял решение назвать книгу «Мастер и Маргарита». При жизни писателя она не была закончена и издана. Кропотливая работа по правкам и продвижению книги велась его супругой.


Роман "Мастер и Маргарита"

Цитаты из книги стали афоризмами, но самая знаменитая: «Рукописи не горят!», – появилась неспроста. Весной 1930 года из-за общественного давления и собственного недовольства результатом работы Булгаков сжег первый вариант книги. Мастер повторит поступок писателя и будет застигнут . Его рукописи восстановит Воланд.

Булгаков продолжит работу спустя два года после происшествия. В 1940 он уже не мог передвигаться из-за болезни, но по-прежнему вел диктовку супруге – своему главному помощнику и редактору. Правки велись долгие двадцать лет. Произведение увидело свет благодаря вдове Булгакова.


Издательства отказывали в печати рукописи, объясняя это несвоевременностью произведения. Для консервативной эпохи роман был прогрессивным и вольнодумным. Книгу опубликовали в 1967-68 годах в журнале «Москва». Многие эпизоды подверглись редактуре и сокращению, некоторые были устранены. В числе вырезанных отрывков – монологи Воланда, описание бала и характеристика Маргариты. Самостоятельное издание книги произошло благодаря издательству «Посев». Впервые книга вышла в полноценном варианте в Германии в 1969 году. В Советском Союзе она появилась в открытом доступе в 1973 году.

Образ Коровьева, второстепенного персонажа в произведении, относится к традициям литературной мистики. Прототип героя можно найти в произведении «Упырь», где статский советник Теляев имел схожую фамилию. Булгаков назвал Коровьева странным именем Фагот и подарил ему статус рыцаря. Двойственность персонажа прослеживается на протяжении романа. Для свиты Воланда балагур остается Фаготом, но превращается в Коровьева, встречаясь с москвичами. Какое имя актуально для рыцаря тьмы?


Разобраться в хитросплетениях образа пытался филолог Стенбок-Фермор, разбиравший роман в 1969 году. Он утверждал, что Коровьев – спутник Сатаны. Проходной персонаж, «переводчик», он играет важную роль в романе. В 1975 году исследователь Йованович характеризовал Коровьева как героя, относящегося к философствующим сопроводителям Воланда.

Фагот Коровьев – представитель демонической силы. Помощник Воланда, он является обладателем титула рыцаря и олицетворяет черта. Москвичи уверены, что Коровьев – переводчик при профессоре иностранного происхождения. Ранее он якобы был регентом церковного хора.


Существует несколько вариантов, откуда взялось его имя. Выдвигают предположение, что образ связан с героями «Села Степанчиково» . Персонажи по фамилии Коровкины имеют к Фаготу такое же отношение, как некоторые рыцари из произведений разных времен и авторов.

Некоторые приятели Булгакова уверяли, что прототипом образа Коровьева послужил знакомый писателя, слесарь Агеич. Пьяница и хулиган неоднократно рассказывал Булгакову, что в юности имел отношение к церковному хору.

«Мастер и Маргарита»

Имя Фагот дано герою неспроста. Его внешность напоминает складывающийся инструмент. Высокий и тощий Коровьев подобострастно складывается перед оппонентом, чтобы впоследствии выкинуть гадость.

Исследователи считают, что свиту Воланда объединяет иврит. Коровьев в переводе означает близкий, – скотина, – демон.

Персонаж предстает перед публикой в первой главе романа, становясь сначала галлюцинацией Берлиоза. Затем он обретает физическое воплощение. Назвавшись регентом, толкает Берлиоза на неосознанное самоубийство под колесами трамвая. Коровьев выполняет грязную работу, проворачивая фантастические трюки. Он пытается обмануть , Никанор Иванович Босой получает из его рук рубли, которые превратятся в доллары. Степа Лиходеев становится изгнанником из-за проделок Коровьева и Азазелло. В «Варьете» персонаж продолжает выполнять трюки, обманывая Поплавского и зрителей.


Булгаков отводит особое место в романе взаимодействию Коровьева и Бегемота. Парочка поджигает Торгсин и дом . Вместе с Маргаритой встречает гостей на балу Сатаны. Они оставили в книге записей посетителей дома Грибоедова пометки, представившись Скабичевским и Стравинским, устроили переполох в магазине и каждый раз представали перед читателем в странном виде. Например, Коровьев и Азазелло, сняв фраки, восседали за столом в нехорошей квартире вместе с котом, создавая странное впечатление. Коровьев олицетворял собой дьявольские проделки и нес тяжкую печать демонизма в свите Воланда. Его балагурство было вынужденным, как и смешной внешний вид.


Булгаков описывает Коровьева во время последнего полета как рыцаря с мрачным лицом, в темно-фиолетовом одеянии. Герой был задумчив и смотрел вниз, не обращая внимания на луну. Превращение Коровьева Воланд объяснял тем, что однажды рыцарь неудачно пошутил. За это его наградили шутовским обличьем, неприглядной смехотворной одеждой и гаерским видом. Фагот носил жокейский картуз, легкий клетчатый пиджак, который был слишком узок, клетчатые брюки и белые носки. Маленькие глазки и странные усики делали его наружность неприятной.

Экранизации

«Мастер и Маргарита» – роман, предлагающий режиссерам массу возможностей для интерпретаций и использования спецэффектов. Популярными считаются пять кинокартин, посвященных похождениям Воланда и его свиты.

Первую ленту – «Пилат и другие» – снял Анджей Вайда. Польский режиссер обратился к этой теме в 1972 году, сделав акцент на библейском мотиве, отдавая дань Второй мировой войне. Картина была своеобразным вызовом и оказалась запрещенной в Польше. Образ Коровьева в ней отсутствовал.


В том же году серб Александр Петрович снял фильм «Мастер и Маргарита», исключив библейский сюжет и акцентировав внимание на московских событиях романа, а также на линии Мастера и Маргариты. В этом проекте Коровьева изобразил Бата Живоинович.


В 1988-90 годах Мацей Войтышко снял четырехсерийную ленту по роману Булгакова, сделав ее приближенной к описанному сюжету. Компьютерная графика и спецэффекты привлекли аудиторию не меньше, чем актерский ансамбль. В роли Коровьева выступил Януш Михаловский.


1994 год подарил советскому кинематографу ленту . Это была первая российская киноверсия книги. После съемок фильм пролежал на полках студии 16 лет из-за разногласий с продюсерами и потомками писателя, поэтому премьера 2011 года не произвела желаемого эффекта. Образ Фагота в картине воплотил .


Артисту удалось поучаствовать и в кино, снятом , но в роли Азазелло. Коровьевым на экране стал . В ленте использовалась компьютерная графика и современные технологии. К работе были приглашены популярные артисты отечественного кинематографа.

Цитаты

Коровьев – неоднозначный герой мистического романа. Он дарит читателям массу афоризмов и философский реплик.

«Нет документа, нет и человека», - заявляет Коровьев, произнося фразу, которая впоследствии станет бессмертной.

Она применяется для характеристики бюрократического беспредела, царившего в советских инстанциях и сохранившегося по сей день.

Коровьев, он же Булгаков, дает ответ критикам и исследователям во фразе:

«Вовсе не удостоверением определяется писатель, а тем, что он пишет! Почем вы знаете, какие замыслы роятся в моей голове? Или в этой голове?»

Философ Коровьев нередко провозглашает вечные истины, которые не теряют актуальности в любую эпоху:

«Вы судите по костюму? Никогда не делайте этого, драгоценнейший страж! Вы можете ошибиться, и притом весьма крупно».

Именно это делает персонажа привлекательным и любопытным, несмотря на его отрицательную характеристику.

На этот раз речь пойдёт о безымянном рыцаре в тёмно-фиолетовом, которому пришло в голову при случае назваться Коровьевым, хотя называли его так же и Фаготом, что конечно не было его настоящим именем, но было связано с его прежним родом деятельности... О да, это он - в шутовском клетчатом облачении и в треснувшем пенсне отрабатывал у Князя Тьмы свои века в услужении за то, что однажды неудачно пошутил. Рыцарь, который никогда не улыбался...

Кто бы это мог быть?

"Ночь обгоняла кавалькаду, сеялась на нее сверху и выбрасывала то там, то тут в загрустившем небе белые пятнышки звезд.

Ночь густела, летела рядом, хватала скачущих за плащи и, содрав их с плеч, разоблачала обманы. И когда Маргарита, обдуваемая прохладным ветром, открывала глаза, она видела, как меняется облик всех летящих к своей цели. Когда же навстречу им из-за края леса начала выходить багровая и полная луна, все обманы исчезли, свалилась в болото, утонула в туманах колдовская нестойкая одежда.

Вряд ли теперь узнали бы Коровьева-Фагота, самозванного переводчика при таинственном и не нуждающемся ни в каких переводах консультанте, в том, кто теперь летел непосредственно рядом с Воландом по правую руку подруги мастера. На месте того, кто в драной цирковой одежде покинул Воробьевы горы под именем Коровьева-Фагота, теперь скакал, тихо звеня золотою цепью повода, темно-фиолетовый рыцарь с мрачнейшим и никогда не улыбающимся лицом. Он уперся подбородком в грудь, он не глядел на луну, он не интересовался землею под собою, он думал о чем-то своем, летя рядом с Воландом.

Почему он так изменился? - спросила тихо Маргарита под свист ветра у Воланда.

Рыцарь этот когда-то неудачно пошутил, - ответил Воланд, поворачивая к Маргарите свое лицо с тихо горящим глазом, - его каламбур, который он сочинил, разговаривая о свете и тьме, был не совсем хорош. И рыцарю пришлось после этого прошутить немного больше и дольше, нежели он предполагал. Но сегодня такая ночь, когда сводятся счеты. Рыцарь свой счет оплатил и закрыл!"

Фагот.

Обратимся к исследованию И.Л.Галинской, автора небольшого издания "Загадки известных книг" Москва. "Наука" 1986.

"Комплекс словарных значений современной французской лексемы «fagot» («связка веток») утратил отношение к музыкальному инструменту — буквально «связка дудок» («фагот» — по-французски «basson»),— и в числе этих значений есть такие фразеологизмы, как «кtrehabillй commeunefagot» («быть, как связка дров», т. е. безвкусно одеваться) и «sentirlefagot» («отдавать ересью», т. е. отдавать костром, связками веток для костра ). Не прошел, как нам кажется, Булгаков и мимо родственного лексеме «fagot» однокоренного французского слова «fagotin» (шут)."

Конечно шут, конечно безвкусно одетый - его клетчатый костюм, сидевший на нём нелепо, треснувшее пенсне и многое другое, и конечно именно он - старинная связка дудок - неоднократно в романе проявлял музыкальную одарённость:

"Шутовская манера поведения и причастность Коровьева-Фагота к музыке (вокальной) обозначены уже в начале романа, когда при встрече с Берлиозом он просит «на четверть литра… поправиться... бывшему регенту!». А в середине романа Коровьева как «видного специалиста по организации хоровых кружков» рекомендует своим подчиненным заведующий городским зрелищным филиалом, после чего «специалист-хормейстер» проорал:

«— До-ми-соль-до! — вытащил наиболее застенчивых из-за шкафов, где они пытались спастись от пения, Косарчуку сказал, что у того абсолютный слух, заныл, заскулил, просил уважить старого регента-певуна, стукал камертоном по пальцам, умоляя грянуть „Славное море".

Грянули. И славно грянули. Клетчатый, действительно, понимал свое дело. Допели первый куплет. Тут регент извинился, сказал: „Я на минутку!” — и... исчез»" (И.Л.Галинская, "Загадки известных книг" Москва. "Наука" 1986.)

Так где же в нашей истории найдётся музыкальная традиция, организующая некие кружки "хорового пеня", отдающие ересью, сгоревшие как связка дров в костре инквизиции? Отлистаем назад века, а именно 8 веков. XII—XIIIвв. в Прованс, эпоха распространения альбигойской ереси, когда последние трубадуры Лангедока прославляли легендарное прошлое, сопротивляясь приходу нового времени и новой общественной и религиозной формации.

"Здесь, однако, в интересах дальнейшего анализа романа следует коротко коснуться некоторых трагических, кровавых событий эпохи альбигойской ереси, происходивших в 1209—1229 гг., т. е. во времена крестовых походов, объявленных папой Иннокентием IIIпротив альбигойцев. Поводом к ним послужило убийство папского легата Петра де Кастельно. Оно было совершено одним из приближенных вождя еретиков графа Раймунда VIТулузского. Состоявшее в основном из северно-французского рыцарства войско крестоносцев под водительством графа Симона де Монфора жесточайшим образом расправлялось с еретиками, тем более что католическое воинство рассчитывало поживиться за счет богатых городов Лангедока, а Монфору, в частности, были обещаны владения отлученного папой от церкви Раймунда VI.

В одном только городе Безье крестоносцами было убито не менее пятнадцати тысяч человек. Существует легенда, что, ворвавшись в Безье, католические рыцари спросили папского легата Арнольда Амальриха, кого из горожан следует убивать. «Убивайте всех! — сказал легат,— Господь узнает своих" He менее свиреп был и Монфор, приказавший однажды не только ослепить сто тысяч еретиков, но и отрезать им носы"

"Тема света и тьмы, например, часто обыгрывалась трубадурами Прованса. Гильем Фигейра (1215 — ок. 1250) проклинал в одной из своих сирвент церковный Рим именно за то, что папские слуги лукавыми речами похитили у мира свет. О том, что католические монахи погрузили землю в глубокую тьму, писал другой известный трубадур, Пейре Карденаль (ок. 1210 —конец XIIIв.).

Так возникла у нас догадка, которую в первом приближении можно сформулировать следующим образом: а не ведет ли рыцарь у Булгакова свое происхождение от рыцарей-трубадуров времен альбигойства? И безымянным остается потому, что неизвестно имя автора самого знаменитого эпического произведения той эпохи — героической поэмы «Песня об альбигойском крестовом походе», в которой также, как будет показано далее, фигурирует тема света и тьмы?"

"Что известно, однако, о самом создателе поэмы? Существуют две версии: поэма либо целиком сочинена трубадуром, скрывшимся под псевдонимом Гильем из Туделы, либо им создана лишь первая часть поэмы, а остальные две с не меньшим искусством написаны анонимом — другим замечательным поэтом XIIIв. Все сведения об авторе (или авторах) поэмы могут быть почерпнуты только из ее текста. Это альбигойский рыцарь-трубадур, участник битв с крестоносцами, отчего он и скрывает свое настоящее имя, опасаясь инквизиции. Он называет себя учеником волшебника Мерлина, геомантом, умеющим видеть потаенное и предсказывать будущее (и предсказавшим, в частности, трагедию Лангедока), а также некромантом, способным вызывать мертвецов и беседовать с ними" (И.Л.Галинская, "Загадки известных книг" Москва. "Наука" 1986.)

«Горничная» Гелла спрашивает у прибывшего, что ему угодно.

« — Мне необходимо видеть гражданина артиста.

— Как? Так-таки его самого?

— Его,— ответил буфетчик печально.

— Спрошу,— сказала, видимо колеблясь, горничная и, приоткрыв дверь в кабинет покойного Берлиоза, доложила: — Рыцарь, тут явился маленький человек, который говорит, что ему нужен мессир.

— А пусть войдет,— раздался из кабинета разбитый голос Коровьева».

«— У вас сколько имеется сбережений?

Вопрос был задан участливым тоном, но все-таки такой вопрос нельзя не признать неделикатным. Буфетчик замялся.

— Двести сорок девять тысяч рублей в пяти сберкассах,— отозвался из соседней комнаты треснувший голос,— и дома под полом двести золотых десяток.

Буфетчик как будто прикипел к своему табурету.

— Ну, конечно, это не сумма,— снисходительно сказал Воланд своему гостю,— хотя, впрочем, и она, собственно, вам не нужна. Вы когда умрете?

Тут уж буфетчик возмутился.

— Это никому не известно и никого не касается,— ответил он.

— Ну да, неизвестно,— послышался все тот же дрянной голос из кабинета,— подумаешь, бином Ньютона! Умрет он через девять месяцев, в феврале будущего года, от рака печени в клинике Первого МГУ, в четвертой палате.

Буфетчик стал желт лицом.

— Девять месяцев, — задумчиво считал Воланд. - Двести сорок девять тысяч... Это выходит круглым счетом двадцать семь тысяч в месяц? Маловато, но при скромной жизни хватит. Да еще эти десятки.

— Десятки реализовать не удастся, — ввязался все тот же голос, леденя сердце буфетчика,— по смерти Андрея Фокича дом немедленно сломают и десятки будут немедленно отправлены в Госбанк».

Итак, Коровьев-Фагот, он же безымянный рыцарь, способен видеть скрытое и прорицать будущее. Кроме того (об этом сообщает уже сцена бала у Сатаны), он не менее сведущ, так сказать, и в делах загробных, ибо о каждом из гостей знает всю подноготную их земного и потустороннего существования.

Рыцарь этот когда-то неудачно пошутил, - ответил Воланд, поворачивая к Маргарите свое лицо с тихо горящим глазом, - его каламбур, который он сочинил, разговаривая о свете и тьме, был не совсем хорош

"А как же все-таки с тем злосчастным для булгаковского рыцаря каламбуром о свете и тьме, про который рассказал Маргарите Воланд? Полагаем, что его мы тоже нашли в «Песне об альбигойском крестовом походе» — в конце описания гибели при осаде Тулузы предводителя крестоносцев — кровавого графа Симона де Монфора. Последний в какой-то момент посчитал, что осажденный город вот-вот будет взят. «Еще один натиск, и Тулуза наша!» — воскликнул он и отдал приказ перестроить ряды штурмующих перед решительным приступом. Но как раз во время паузы, обусловленной этим перестроением, альбигойские воины вновь заняли оставленные было палисады и места у камнеметательных машин. И когда крестоносцы пошли на штурм, их встретил град камней и стрел. Находившийся в передних рядах у крепостной степы брат Монфора Ги был ранен стрелою в бок. Симон поспешил к нему, но не заметил, что оказался прямо под камнеметательной машиной. Один из камней и ударил его по голове с такой силой, что пробил шлем и раздробил череп.

Смерть Монфора вызвала в стане крестоносцев страшное уныние. Зато в осажденной Тулузе она была встречена бурным ликованием, ведь ненавистней и опасней, чем он, врага у альбигойцев не было! Не случайно автор «Песни об альбигойском крестовом походе» сообщал:

Atotzcelsdela vila , carenSymosmoric,

Venc aitals aventura que 1"escurs esclarzic.

(На всех в городе, поскольку Симон умер,

Снизошло такое счастье, что из тьмы сотворился свет).

Каламбур «1"escursesclarzic» («из тьмы сотворился свет») адекватно по-русски, к сожалению, передан быть не может. По-провансальски же с точки зрения фонетической игры «1"escursesclarzic» звучит красиво и весьма изысканно. Так что каламбур темно-фиолетового рыцаря о свете и тьме был «не совсем хорош» (оценка Воланда) отнюдь не по форме, а по смыслу. И действительно, согласно альбигойским догматам, тьма — область, совершенно отделенная от света, и, следовательно, из тьмы свет сотвориться не может, как бог света не может сотвориться из князя тьмы. Вот почему по содержанию каламбур «1"escursesclarzic» в равной степени не мог устраивать ни силы света, нм силы тьмы." (И.Л.Галинская, "Загадки известных книг" Москва. "Наука" 1986.)

Рыцарь в тёмно-фиолетовом.

"Французский историк XIXв. Наполеон Пейра, изучавший борьбу католического Рима с альбигойцами по манускриптам того времени, сообщает в книге «История альбигойцев», что в рукописи, содержащей песни рыцаря-трубадура Каденета, который состоял в свите одного из

Французский историк XIXв. Наполеон Пейра, изучавший борьбу католического Рима с альбигойцами по манускриптам того времени, сообщает в книге «История альбигойцев», что в рукописи, содержащей песни рыцаря-трубадура Каденета, который состоял в свите одного из

Альбигойских вождей, он обнаружил в виньетке заглавной буквы изображение автора в фиолетовом платье.

Труд Н. Пейра, содержащий это сообщение, Булгаков мог прочесть в Ленинской библиотеке (он находится там и по сей день). Мы знаем, что писатель часто прибегал к услугам всегда имевшегося у него под рукой энциклопедического словаря Брокгауза—Ефрона. А там, в статье «Альбигойцы», содержится ссылка именно на эту работу Пейра (кстати сказать, как и на «Песню об альбигойском крестовом походе»). Спрашивается, разве не мог цвет костюма трубадура Каденета, о котором рассказал Н. Пейра, отложиться в памяти Булгакова и реализоваться в эпитете «темно-фиолетовый»?(И.Л.Галинская, "Загадки известных книг" Москва. "Наука" 1986.)

Тот же Пейра, останавливаясь на художественных особенностях «Песни об альбигойском крестовом походе», отмечает, что сердце создателя поэмы, как и сердце отчизны поэта, «плачет бессмертным плачем». Когда альбигойская ересь была изничтожена, а земли Прованса разорены и опустошены, трубадуры создали так называемые песни-плачи о гибели «самого музыкального, самого поэтичного, самого рыцарского народа в мире». Одна из таких песен — плач трубадура Бернарта Сикарта де Марведжольса — цитируется (либо используется в качестве эпиграфа) авторами многих работ но истории альбигойских войн: «С глубокой печалью пишу я скорбную эту сирвенту. О боже! Кто выразит мои муки! Ведь плачевные думы повергают меня в безысходную тоску. Я не в силах описать ни скорбь свою, ни гнев... Я разъярен и разгневан всегда; я стенаю ночами, и стенания мои не смолкают, даже когда сон охватывает меня. Где бы я ни был, повсюду слышу, как униженно кричит французам придворная братия: „Сир!” Французы же снисходят до жалости только, если чуют добычу! Ах, Тулуза и Прованс! И земля Ажена! Безье и Каркассон! Какими я вас видел! Какими я вас вижу!»

А как сам Булгаков относился к поэзии трубадуров и действительно ли имел к ней отношение?

Ответ на этот вопрос прост!

В поэзии трубадуров термином «coblas capfinidas» обозначалась одна из строфических форм. Она обязывала поэта связывать первый стих новой строфы с последним стихом предыдущей методом повтора (или так называемого «повтора в захвате») Именно так сцеплены строфы второй и третьей части «Песни об альбигойском крестовом походе» (тогда как в первой части использован другой канон — «coblas capcaudadas», согласно которому начало новой строфы должно было повторять одну лишь рифму последнего стиха предыдущей).

Именно этот стиль мы находим и у Булгакова в его романе "Мастер и Маргарита".


Концовка главы 1-й: «Всё просто: в белом плаще…»

Начало главы 2-й: «В белом плаще с кровавым подбоем…»

Концовка главы 15-й: «Солнце уже снижалось над Лысой Горой, и была эта гора оцеплена двойным оцеплением…»

Начало главы 16-й: «Солнце уже снижалось над Лысой Горой, и была эта гора оцеплена двойным оцеплением. Та кавалерийская ала, что перерезала путь прокуратору около полудня, рысью вышла к Хевронским воротам города».

Концовка главы 18-й (Конец первой части романа): «За мной, читатель!»

Начало главы 19-й (Начало второй части романа): «За мной читатель! Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви?»

Так что же, Фагот - это рыцарь-трубадур, автор «Песни об альбигойском крестовом походе, скрывающий в целях конспирации своё настоящее имя? Что-то всё же остаётся недосказанным...А именно: почему за неудачную шутку рыцарь должен был отслужить столь долгую службу у Князя Тьмы, а согласно материалам, представленным - у эльфийсого лорда?

Однажды попалась мне информация, что была когда-то такая старинная легенда о том, что один рыцарь неудачно пошутил, и за это должен был служить сколько-то времени эльфийской королеве. Уж не из легендарного ли прошлого пришла в роман "Мастер и Маргарита" эта загадочная история рыцаря в тёмно-фиолетовом? Но об этом я напишу позже.

"Но сегодня такая ночь, когда сводятся счеты. Рыцарь свой счет оплатил и закрыл!" Улыбнись, безымянный рыцарь... Ещё не вечер!

Демонов, черт и рыцарь, представляющийся москвичам переводчиком при профессоре-иностранце и бывшим регентом церковного хора.

Фамилия Коровьев сконструиро- вана по образцу фамилии персонажа повести Алексея Константиновича Толстого (1817-1875) "Упырь" (1841) статского советника Теляева, который оказывается рыцарем Амвросием и вампиром. Интересно, что Амвросием зовут одного из посетителей ресторана Дома Грибоедова , расхваливающего достоинства его кухни в самом начале романа. В финале же визит в этот ресторан Бегемота и Коровьева-Фагота заканчивается пожаром и гибелью Дома Грибоедова, а в заключительной сцене последнего полета Коровьева-Фагота, как и Теляев у А. К. Толстого, превращается в рыцаря.

Коровьев-Фагот связан и с образами произведений Федора Михайловича Достоевского (1821-1881). В эпилоге "Мастера и Маргариты" среди задержанных по сходству фамилий с Коровьевым-Фаготом названы "четыре Коровкина". Здесь сразу вспоминается повесть "Село Степанчиково и его обитатели" (1859), где фигурирует некто Коровкин. Дядя рассказчика полковник Ростанев считает этого героя одним из близких себе людей. Полковник "вдруг заговорил, неизвестно по какому поводу, о каком-то господине Коровкине, необыкновенном человеке, которого он встретил три дня назад где-то на большой дороге и которого ждал теперь к себе в гости с крайним нетерпением". Для Ростанева Коровкин "уж такой человек; одно слово, человек науки! Я на него как на каменную гору надеюсь: побеждающий человек! Про семейное счастье как говорит!" И вот перед гостями появляется давно ожидаемый Коровкин "не в трезвом состоянии души-с". Костюм его, состоящий из изношенных и поврежденных предметов туалета, когда-то составлявших вполне приличную одежду, напоминает костюм Коровьева-Фагота.

Коровкин схож с булгаковским героем и разительными приметами пьянства на физиономии и в облике: "Это был невысокий, но плотный господин, лет сорока, с темными волосами и с проседью, выстриженный под гребенку, с багровым круглым лицом, с маленькими, налитыми кровью глазами, в высоком волосяном галстухе, в пуху и в сене, и сильно лопнувшем под мышкой, в pantalon impossible (невозможных брюках (фр.) и при фуражке, засаленной до невероятности, которую он держал на отлете. Этот господин был совершенно пьян".

А вот портрет Коровьева-Фагота: "...прозрачный гражданин престранного вида. На маленькой головке жокейский картузик, клетчатый кургузый воздушный... пиджачок... гражданин ростом в сажень, но в плечах узок, худ неимоверно, и физиономия, прошу заметить, глумливая"; "...усики у него, как куриные перья, глазки маленькие, иронические и полупьяные, а брюки клетчатые, подтянутые настолько, что видны грязные белые носки".

Здесь полный контраст физических черт - Коровкин низкий, плотный и широкоплечий, Коровьев-Фагот же высокий, худой и узкоплечий. Однако при этом совпадает не только одинаковая небрежность в одежде, но и манера речи. Коровкин обращается к гостям:" - Атанде-с... Рекомендуюсь: дитя природы... Но что я вижу? Здесь дамы... А зачем же ты не сказал мне, подлец, что у тебя здесь дамы? - прибавил он с плутовскою улыбкою смотря на дядю, - ничего? не робей!.. представимся и прекрасному полу... Прелестные дамы! - начал он, с трудом ворочая язык и завязая на каждом слове, - вы видите несчастного, который... ну, да уж и так далее... Остальное не договаривается... Музыканты! польку!

А не хотите ли заснуть? - спросил Мизинчиков, спокойно подходя к Коровкину.
- Заснуть? Да вы с оскорблением говорите?
- Нисколько. Знаете, с дороги полезно...
- Никогда! - с негодованием отвечал Коровкин. - Ты думаешь, я пьян? - нимало... А впрочем, где у вас спят?
- Пойдемте, я вас сейчас проведу.
- Куда? в сарай? Нет, брат, не надуешь! Я уж там ночевал... А, впрочем, веди... С хорошим человеком отчего не пойти?.. Подушки не надо; военному человеку не надо подушки... А ты, мне, брат, диванчик, диванчик сочини... Да, слушай, - прибавил он останавливаясь, - ты, я вижу, малый теплый; сочини-ка ты мне того... понимаешь? ромео, так только, чтоб муху задавить... единственно, чтоб муху задавить, одну, то есть рюмочку.
- Хорошо, хорошо! - отвечал Мизинчиков.
- Хорошо... Да ты постой, ведь надо ж проститься... Adieu, mesdames и mesdemoiselles... Вы, так сказать пронзили... да уж ничего! после объяснимся... а только разбудите меня, как начнется... или даже за пять минут до начала... а без меня не начинать! слышите? не начинать!.."

Пробудившись же, Коровкин, по словам лакея Видоплясова, "многоразличные вопли испускали-с. Кричали: как они представятся теперь прекрасному полу-с? а потом прибавили: "Я не достоин рода человеческого!" и все так жалостно говорили-с, в отборных словах-с". Почти также говорит и Коровьев-Фагот, обращаясь к Михаилу Александровичу Берлиозу и изображая из себя похмельного регента:
" - Турникет ищите, гражданин? - треснувшим тенором осведомился клетчатый тип, - сюда пожалуйте! Прямо, и выйдете куда надо. С вас бы за указание на четверть литра... поправиться... бывшему регенту!".

Как и герой Достоевского, Коровьев-Фагот просит выпивку "для поправления здоровья". Его речь, как и речь Коровкина, делается отрывистой и малосвязной, что характерно для пьяного. Присущую Коровкину интонацию плутовской почтительности Коровьев-Фагот сохраняет и в разговоре с Никанором Ивановичем Босым , и в обращении к дамам на сеансе черной магии в Театре Варьете . Коровьевское "Маэстро! Урежьте марш!" явно восходит к коровкинскому "Музыканты! польку!". В сцене же с дядей Берлиоза Поплавским Коровьев-Фагот "жалостливо" и "в отборных словах-с" ломает комедию скорби.

"Село Степанчиково и его обитатели" представляет собой также пародию на личность и произведения Николая Гоголя (1809-1852). Например, дядя рассказчика, полковник Ростанев, во многом пародирует Манилова из "Мертвых душ" (1842-1852), Фома Фомич Опискин - самого Гоголя, а Коровкин - Хлестакова из "Ревизора" и Ноздрева из "Мертвых душ" в одном лице, с которыми столь же связан и Коровьев-Фагот.

С другой стороны, образ Коровьева-Фагота напоминает кошмар "в брюках в крупную клетку" из сна Алексея Турбина в "Белой гвардии" . Этот кошмар, в свою очередь, генетически связан с образом либерала-западника Карамзинова из романа Достоевского "Бесы" (1871-1872). К.-Ф. - это также материализовавшийся черт из разговора Ивана Карамазова с нечистым в романе "Братья Карамазовы" (1879-1880).

Между Коровкиным и Коровьевым-Фаготом есть, наряду со многими чертами сходства, одно принципиальное различие. Если герой Достоевского - действительно горький пьяница и мелкий плут, способный обмануть игрой в ученость лишь крайне простодушного дядю рассказчика, то Коровьев-Фагот - это возникший из знойного московского воздуха черт (небывалая для мая жара в момент его появления - один из традиционных признаков приближения нечистой силы). Подручный Воланда только по необходимости надевает различные маски-личины: пьяницы-регента, гаера, ловкого мошенника, проныры-переводчика при знаменитом иностранце и др. Лишь в последнем полете Коровьев-Фагот становится тем, кто он есть на самом деле, мрачным демоном, рыцарем Фаготом, не хуже своего господина знающим цену людским слабостям и добродетелям.

За что наказан рыцарь Фагот?
Неудачный каламбур о Свете и Тьме
Столетия вынужденного шутовства
Демонические прототипы Коровьева из "Истории сношений человека с дьяволом"
"Легенда о жестоком рыцаре"
Читайте продолжение>>>


Мессир Воланд и его свита. Часть 1. Кот Бегемот.


«…Третьим в этой компании оказался неизвестно откуда взявшийся кот, громадный, как боров, черный, как сажа или грач, и с отчаянными кавалерийскими усами. Тройка двинулась в Патриарший, причем кот тронулся на задних лапах».


Кот Бегемот из романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» – один из самых ярких и обаятельных персонажей, большой забавник, любимый шут Воланда. Как не улыбнуться, прочитав такие строки: «…на ювелиршином пуфе развалился некто третий, именно – жутких размеров черный кот со стопкой водки в одной лапе и вилкой, на которую он успел поддеть маринованный гриб, в другой». Таким его особенно любят изображать художники-иллюстраторы.

Еще вспоминается сцена неудачной попытки ареста кота агентами ГПУ: «Не шалю, никого не трогаю, починяю примус, – недружелюбно насупившись, проговорил кот…»

Если говорить о собственно кошачьей сущности Бегемота, то прототипом послужил домашний питомец Булгаковых – Флюшка, огромный серый котище. Вероятно, ленивая вальяжность Бегемота, его хитрость и чревоугодие навеяны характером булгаковского кота. Только масть ему писатель поменял: ведь Бегемот служит в свите князя темных сил, а черных котов издавна связывали с нечистой силой и недобрыми предзнаменованиями.

Но кот Бегемот имеет еще и человекоподобный облик, а иногда и вовсе оборачивается человеком – этакий кот-оборотень. Очеловечил кота уже Шарль Перро в знаменитой сказке «Кот в сапогах». Позднее Э.Т.А. Гофман (один из любимейших писателей Булгакова) сочинил «Житейские воззрения кота Мурра».

Но ближе всех к «бегемотовской» теме подступил русский писатель XIX века Антоний Погорельский, автор великолепной сказки «Черная курица». В 1825 году была опубликована его фантастическая повесть «Лафертовская маковница». У старухи-ведьмы жили черный кот и девушка-сирота. Этот черный кот был непременным участником магических ритуалов ведьмы. Девушка Маша не сразу поняла, в какой вертеп она угодила:

«Бросив нечаянно взгляд на черного кота, она увидела на нем зеленый мундирный сюртук; а на месте прежней круглой котовой головки показалось ей человеческое лицо…» Дальше – больше: кот превращается в «мужчину небольшого росту» с хитрым взглядом и вкрадчивым поведением, он представляется девушке чиновником Мурлыкиным и, по наущению ведьмы, даже сватается к ней. Но в самый ответственный момент слышится лай собаки, и Мурлыкин совсем по-кошачьи пускается наутек…

Впрочем, булгаковский кот Бегемот воспринимается читателями преимущественно как «комик в жизни», и немногие вспомнят, что он еще и «злодей на сцене». Именно он похитил голову Берлиоза, он же исполнил зловещий финал в фантастическом шоу на сцене театра-варьете. «Клетчатый» Коровьев-Фагот, тоже большой весельчак, указывая на надоевшего всем конферансье Бенгальского, спросил у зрителей: «Что бы нам с ним сделать?» «Голову оторвать!» – неосторожно посоветовали с галерки. «И произошла невиданная вещь. Шерсть на черном коте встала дыбом, и он раздирающе мяукнул. Затем сжался в комок и, как пантера, махнул прямо на грудь Бенгальскому, а оттуда перескочил ему на голову. Урча, пухлыми лапами кот вцепился в жидкую шевелюру конферансье и, дико взвыв, в два поворота сорвал эту голову с полной шеи».

Ай да кот! И, кстати, почему – Бегемот? Только ли оттого, что большой, «как боров»? И черный, как ночь? Высказывались предположения, будто это имя навеяно названием популярного в 1920-е годы юмористического журнала «Бегемот».

Нет, скорее всего, ответ кроется в самой природе «демонической» группы персонажей, возглавляемой Воландом. Свиту дьявола составляют, естественно, демоны, или бесы, по-русски выражаясь. А Михаил Булгаков был хорошо знаком с классической демонологией. Среди имен самых влиятельных и злобных демонов – Асмодей, Велиал, Люцифер, Вельзевул, Маммон и т.д. – есть и демон Бегемот.

Как большинство интеллигентов-естественников того времени, Булгаков не верил в бога, но знал историю христианства и с особенным интересом относился к персонажам инфернальным. Его любимыми произведениями были «Фауст» Гете и одноименная опера Шарля Гуно. В гимназические и студенческие годы Булгаков слушал оперу «Фауст» 41 (!) раз. Неудивительно, что в образе Воланда так много мефистофельского. Повлияли на молодого писателя и научные исследования его отца, либерального профессора Духовной академии, по истории европейской церкви и современному франкмасонству.

В набросках Булгакова к «Мастеру и Маргарите» содержится много выписок из книги М.А.Орлова «История сношений человека с дьяволом», опубликованной в 1904 году. В ней, в частности, есть глава о французском священнике Урбане Грандье и «луденских одержимых». Там, в частности, описывалось дело французской игуменьи, жившей в XVII в. и одержимой семью дьяволами, причем пятый бес был Бегемот. Этот бес изображался в виде чудовища со слоновой головой, с хоботом и клыками.

Руки у него были человеческого фасона, а громаднейший живот, коротенький хвостик и толстые задние лапы, как у бегемота, напоминали о носимом им имени. Бегемот в демонологической традиции - это демон желаний желудка. Отсюда его необычайное обжорство, особенно в Торгсине, когда он без разбора заглатывает всё съестное.Эта история имеет прямое отношение к теме, потому что в ней демон Бегемот показал себя во всей красе и силе.

Бегемот наверное самый очаровательный и смешной из персонажей романа. Ну и действительно образ говорящей киски весьма очарователен. Собственно ему и положено быть таким, ведь он не только паж рыцаря Коровьева, но еще и шут Воланда.

Лично мне Бегемот невероятно симпатичен, несмотря на всю его дьявольскую сущность..

Вот такая кукла была в фильме "Мастер и Маргарита" Владимира Бортко -


(считаю- не очень удачная..)

Александр Баширов в роли Бегемота-

Марка с изображением Бегемота-

Памятники коту Бегемоту-


Памятник Бдительному гражданину и коту Бегемоту в Армавире.


Памятник Коту Бегемоту и Коровьеву, Москва


Кот Бегемот на Андреевском спуске в Киеве

А вот такой кот живёт в музее Булгакова сейчас, кстати зовут его- Стёпка.

КОРОВЬЕВ-ФАГОТ

Персонаж романа «Мастер и Маргарита», старший из подчиненных Воланду демонов, черт и рыцарь, представляющийся москвичам переводчиком при профессоре-иностранце и бывшим регентом церковного хора. Фамилия Коровьев сконструирована по образцу фамилии персонажа повести Алексея Константиновича Толстого (1817-1875) «Упырь» (1841) статского советника Теляева, который оказывается рыцарем Амвросием и вампиром. Интересно, что Амвросием зовут одного из посетителей ресторана Дома Грибоедова, расхваливающего достоинства его кухни в самом начале романа. В финале же визит в этот ресторан Бегемота и К.-Ф. заканчивается пожаром и гибелью Дома Грибоедова, а в заключительной сцене последнего полета К.-Ф., как и Теляев у А. К. Толстого, превращается в рыцаря.

К.-Ф. связан и с образами произведений Федора Михайловича Достоевского (1821-1881). В эпилоге «Мастера и Маргариты» среди задержанных по сходству фамилий с К.-Ф. названы «четыре Коровкина». Здесь сразу вспоминается повесть «Село Степанчиково и его обитатели» (1859), где фигурирует некто Коровкин. Дядя рассказчика полковник Ростанев считает этого героя одним из близких себе людей. Полковник «вдруг заговорил, неизвестно по какому поводу, о каком-то господине Коровкине, необыкновенном человеке, которого он встретил три дня назад где-то на большой дороге и которого ждал теперь к себе в гости с крайним нетерпением». Для Ростанева Коровкин «уж такой человек; одно слово, человек науки! Я на него как на каменную гору надеюсь: побеждающий человек! Про семейное счастье как говорит!» И вот перед гостями появляется давно ожидаемый Коровкин «не в трезвом состоянии души-с». Костюм его, состоящий из изношенных и поврежденных предметов туалета, когда-то составлявших вполне приличную одежду, напоминает костюм К.-Ф. Коровкин схож с булгаковским героем и разительными приметами пьянства на физиономии и в облике: «Это был невысокий, но плотный господин, лет сорока, с темными волосами и с проседью, выстриженный под гребенку, с багровым круглым лицом, с маленькими, налитыми кровью глазами, в высоком волосяном галстухе, в пуху и в сене, и сильно лопнувшем под мышкой, в pantaloon impossible (невозможных брюках (фр.). - Б. С.) и при фуражке, засаленной до невероятности, которую он держал на отлете. Этот господин был совершенно пьян». А вот портрет К.-Ф.: «...прозрачный гражданин престранного вида. На маленькой головке жокейский картузик, клетчатый кургузый воздушный... пиджачок... гражданин ростом в сажень, но в плечах узок, худ неимоверно, и физиономия, прошу заметить, глумливая»; «...усики у него, как куриные перья, глазки маленькие, иронические и полупьяные, а брюки клетчатые, подтянутые настолько, что видны грязные белые носки». Здесь полный контраст физических черт - Коровкин низкий, плотный и широкоплечий, К.-Ф. же высокий, худой и узкоплечий. Однако при этом совпадает не только одинаковая небрежность в одежде, но и манера речи. Коровкин обращается к гостям:» - Атанде-с... Рекомендуюсь: дитя природы... Но что я вижу? Здесь дамы... А зачем же ты не сказал мне, подлец, что у тебя здесь дамы? - прибавил он с плутовскою улыбкою смотря на дядю, - ничего? не робей!.. представимся и прекрасному полу... Прелестные дамы! - начал он, с трудом ворочая язык и завязая на каждом слове, - вы видите несчастного, который... ну, да уж и так далее... Остальное не договаривается... Музыканты! польку!

А не хотите ли заснуть? - спросил Мизинчиков, спокойно подходя к Коровкину.

Заснуть? Да вы с оскорблением говорите?

Нисколько. Знаете, с дороги полезно...

Никогда! - с негодованием отвечал Коровкин. - Ты думаешь, я пьян? - нимало... А впрочем, где у вас спят?

Пойдемте, я вас сейчас проведу.

Куда? в сарай? Нет, брат, не надуешь! Я уж там ночевал... А, впрочем, веди... С хорошим человеком отчего не пойти?.. Подушки не надо; военному человеку не надо подушки... А ты, мне, брат, диванчик, диванчик сочини... Да, слушай, - прибавил он останавливаясь, - ты, я вижу, малый теплый; сочини-ка ты мне того... понимаешь? ромео, так только, чтоб муху задавить... единственно, чтоб муху задавить, одну, то есть рюмочку.

Хорошо, хорошо! - отвечал Мизинчиков.

Хорошо... Да ты постой, ведь надо ж проститься... Adieu, Mesdames и mesdemoiselles... Вы, так сказать пронзили... да уж ничего! после объяснимся... а только разбудите меня, как начнется... или даже за пять минут до начала... а без меня не начинать! слышите? не начинать!..» Пробудившись же, Коровкин, по словам лакея Видоплясова, «многоразличные вопли испускали-с. Кричали: как они представятся теперь прекрасному полу-с? а потом прибавили: «Я не достоин рода человеческого!» и все так жалостно говорили-с, в отборных словах-с». Почти так же говорит и К.-Ф., обращаясь к Михаилу Александровичу Берлиозу и изображая из себя похмельного регента:

« - Турникет ищите, гражданин? - треснувшим тенором осведомился клетчатый тип, - сюда пожалуйте! Прямо, и выйдете куда надо. С вас бы за указание на четверть литра... поправиться... бывшему регенту!». Как и герой Достоевского, К.-Ф. просит выпивку «для поправления здоровья». Его речь, как и речь Коровкина, делается отрывистой и малосвязной, что характерно для пьяного. Присущую Коровкину интонацию плутовской почтительности К.-Ф. сохраняет и в разговоре с Никанором Ивановичем Босым, и в обращении к дамам на сеансе черной магии в Театре Варьете. Коровьевское «Маэстро! Урежьте марш!» явно восходит к коровкинскому «Музыканты! польку!» В сцене же с дядей Берлиоза Поплавским К.-Ф. «жалостливо» и «в отборных словах-с» ломает комедию скорби.

«Село Степанчиково и его обитатели» представляет собой также пародию на личность и произведения Николая Гоголя (1809-1852). Например, дядя рассказчика, полковник Ростанев, во многом пародирует Манилова из «Мертвых душ» (1842-1852), Фома Фомич Опискин - самого Гоголя, а Коровкин - Хлестакова из «Ревизора» и Ноздрева из «Мертвых душ» в одном лице, с которыми столь же опосредованно оказывается связан и К.-Ф. С другой стороны, образ К.-Ф. напоминает кошмар «в брюках в крупную клетку» из сна Алексея Турбина в «Белой гвардии». Этот кошмар, в свою очередь, генетически связан с образом либерала-западника Карамзинова из романа Достоевского «Бесы» (1871-1872). К.-Ф. - это также материализовавшийся черт из разговора Ивана Карамазова с нечистым в романе «Братья Карамазовы» (1879-1880).

Между Коровкиным и К.-Ф. есть, наряду со многими чертами сходства, одно принципиальное различие. Если герой Достоевского - действительно горький пьяница и мелкий плут, способный обмануть игрой в ученость лишь крайне простодушного дядю рассказчика, то К.-Ф. - это возникший из знойного московского воздуха черт (небывалая для мая жара в момент его появления - один из традиционных признаков приближения нечистой силы). Подручный Воланда только по необходимости надевает различные маски-личины: пьяницы-регента, гаера, ловкого мошенника, проныры-переводчика при знаменитом иностранце и др. Лишь в последнем полете К.-Ф. становится тем, кто он есть на самом деле, мрачным демоном, рыцарем Фаготом, не хуже своего господина знающим цену людским слабостям и добродетелям.

Рыцарство К.-Ф. имеет много литературных ипостасей. В последнем полете фигляр Коровьев преображается в мрачного темно-фиолетового рыцаря с никогда не улыбающимся лицом. Этот рыцарь «когда-то неудачно пошутил... его каламбур, который он сочинил, разговаривая о свете и тьме, был не совсем хорош. И рыцарю пришлось после этого прошутить немного больше и дольше, нежели он предполагал», - так излагает Воланд Маргарите историю наказания К.-Ф. Своеобразным прототипом рыцаря Фагота здесь послужил, по всей вероятности, бакалавр Сансон Карраско, один из основных персонажей булгаковской инсценировки романа «Дон Кихот» (1605-1615) Мигеля де Сервантеса (1547-1616). Сансон Карраско, стремясь заставить Дон Кихота вернуться домой, к родне, принимает затеянную им игру, выдает себя за рыцаря Белой Луны, побеждает рыцаря Печального Образа в поединке и вынуждает поверженного дать обещание вернуться к семье. Однако Дон Кихот, возвратившись домой, не может пережить крушения своей фантазии, ставшей для него самой жизнью, и умирает. Сансон Карраско, рыцарь Белой Луны, делается невольным виновником гибели рыцаря Печального Образа. Герцог говорит Сансону после ранения Дон Кихота, что «шутка зашла слишком далеко», а умирающий идальго называет Карраско «наилучшим рыцарем из всех», но «жестоким рыцарем». Дон Кихот, чей разум помутился, выражает светлое начало, примат чувства над разумом, а ученый бакалавр, символизируя рациональное мышление, вопреки своим намерениям творит черное дело. Не исключено, что именно рыцарь Белой Луны наказан Воландом столетиями вынужденного шутовства за трагическую шутку над рыцарем Печального Образа, закончившуюся гибелью благородного идальго. Отметим, что Сансон Карраско оказывается связан с ночным светилом - луной, олицетворением потусторонних сил. В ночь полнолуния совершает свой последний полет и рыцарь Фагот, вместе с Воландом и остальными членами свиты возвращающийся в свой мир - мир ночи.

У К.-Ф. в его рыцарском обличии есть еще один, демонологический прототип. В книге М. А. Орлова «История сношений человека с дьяволом» (1904), из которой сохранились многочисленные выписки в булгаковском архиве, приведена история двух рыцарей. Один из них, испанский дворянин (как, кстати сказать, и сервантесовский Дон Кихот), влюбленный в монахиню, по дороге на свидание с ней должен был пройти через монастырскую церковь. В ярко освещенной церкви рыцарь видит отпевание покойника, и дворянину называют имя умершего - его собственное. В ответ рыцарь смеется, указав, что монахи ошибаются и что он, слава Богу, жив и здоров. Однако охваченный внезапным страхом, выбегает из церкви.

Его догоняют две громадные черные собаки и загрызают насмерть. Другой рыцарь, Фалькенштейн, однажды усомнился в могуществе и самом существовании демонов и со своими сомнениями обратился к некоему монаху Филиппу. Тот начертал шпагой волшебный круг и заклинаниями вызвал черта - громадного и ужасного черного дьявола, появившегося с шумом и грохотом. Рыцарь не вышел за пределы волшебного круга и остался жив и невредим, «только все его лицо побледнело и оставалось таким до конца жизни». В К.-Ф. контаминированы образы обоих рыцарей. Испанский рыцарь наказан за насмешку над предсказанием собственной смерти (за это же наказан и Михаил Александрович Берлиоз), а рыцарь Фалькенштейн - за сомнения в существовании демонов, причем лицо его навеки остается бледным, тогда как рыцарь Фагот обречен оставаться с всегда мрачным лицом. В более раннем варианте сцены последнего полета К.-Ф. «сорвал с носа пенсне и бросил его в лунное море. С головы слетела его кепка, исчез гнусный пиджачишко, дрянные брючонки. Луна лила бешеный свет, и теперь он заиграл на золотых застежках кафтана, на рукояти, на звездах шпор. Не было никакого Коровьева, невдалеке от мастера скакал, колол звездами бока коня рыцарь в фиолетовом. Все в нем было печально, и мастеру показалось даже, что перо с берета свешивается грустно». Здесь К.-Ф. имеет сходство как с испанским дворянином-рыцарем из книги Орлова, так и с рыцарем Белой Луны - Сансоном Карраско. Помощник Воланда парадоксально обретает черты рыцаря Печального Образа. Отметим также, что фиолетовый цвет в католической традиции - цвет траура.

Превращение К.-Ф. в рыцаря, вероятно, связано и с шуточной «легендой о жестоком рыцаре», содержащейся в повести друга Булгакова писателя Сергея Сергеевича Заяицкого (1893-1930) «Жизнеописание Степана Александровича Лососинова»(1928). Вот эта легенда: «В некоем замке, стоящем над бездною, на весьма крутой и неудобной для пешеходов скале, жил барон, отличавшийся неимоверною злобою, которую срывал он не только на своих слугах и родственниках, но и на беззащитных животных... Не бывало случая, чтобы, встретив на дороге корову, рыцарь отказал себе в удовольствии засунуть шпагу ей в бок или, чтобы, поймав кошку, не привязал он ее за хвост к длинной бечевке и не начал бы раскачивать в таком виде над бездною». Исцеление рыцаря от его странного недуга происходит у Заяицкого при столь же комических обстоятельствах: «Однажды гулял рыцарь со своим пажом по берегу реки столь же бурливой, сколь узкой, и обмахивал себя широкой шляпой с пером, так как день был жаркий. Перед этим он только что отхватил голову овце (вспомним, что К.-Ф. направил к роковому турникету Берлиоза, которому в результате отрезало голову трамваем. - Б. С.), пасшейся на лужайке, и жестокость его теперь изыскивала себе нового применения. Вдруг глаза его уставились в одну точку, приняли выражение глубочайшего удивления, граничащего с ужасом, и, вперив в ту же самую точку указательный перст правой руки, закричал он:

Что это такое?

Паж глянул по указанному направлению и обомлел: прекрасная дама, стояла на берегу, делала все попытки искупаться в реке, причем золоченая карета ее со стыдливо отвернувшимся возницей стояла тут же на зеленом холме.

Что это? - повторил барон, не опуская перста.

Это дама, о благородный барон, - отвечал паж, дрожа от страха за несчастную, а кстати, и за себя.

Да, но что же это такое? - продолжал восклицать рыцарь. Он подошел ближе к незнакомке, которая в это время уничтожила последнюю преграду между собою и солнечными лучами, внезапно упал на колени и, будто ослепленный сиянием, закрылся епанчою. Когда он встал, лицо его было светло и умильно. Подойдя к красавице, которая между тем с перепугу влезла в воду, он любезно пригласил ее обедать в свой замок и предлагал ей немедленно перестать купаться, не понимая, что заставляет ее сидеть в воде столь долгое время. Красавице с трудом удалось убедить его обождать в карете, что он наконец и сделал, дав ей таким образом возможность одеться, не нарушая требований целомудрия. Возвращаясь в свой замок в карете барон слегка обнимал стан дамы и все время умолял кучера не стегать бедных лошадей, а при встрече со стадом не только не сделал попытки проткнуть корову шпагой, но, протянув из окна руку, ласково потрепал ближайших животных. Такова, заканчивает легенда, удивительная сила женского влияния. Вследствие странного стечения обстоятельств барон с детства не только не видел женщин, но даже не подозревал об их существовании, что было совершенно упущено из вида его родственниками. Первая же встреча с женщиной превратила кровожадного льва в ласкового теленка». У рыцаря Фагота, как и у «жестокого рыцаря» в повести Заяицкого, есть паж. В этой роли выступает кот-оборотень Бегемот, меняющий свое обличье в последнем полете: «Тот, кто был котом, потешавшим князя тьмы, теперь оказался худеньким юношей, демоном-пажом, лучшим шутом, какой существовал когда-либо в мире». Показательно, что он летит бок о бок с К.-Ф. Злые шутки «жестокого рыцаря» над животными, вероятно, удовлетворили бы Воланда. А вот отношение рыцаря к купающейся даме, ликвидировавшей последнюю преграду между своим телом и солнечными лучами и, будто сиянием, ослепившей героя легенды, дьяволу мог бы не понравиться. Ведь Воланд по мере сил препятствует Маргарите проявить благотворное женское влияние после Великого бала у сатаны, в частности, в отношении Фриды.

После того, как К.-Ф. «соткался из воздуха» на Патриарших прудах, Михаил Александрович Берлиоз в беседе с Иваном Бездомным упомянул «про менее известного грозного бога Вицлипуцли, которого весьма почитали некогда ацтеки в Мексике». Вицлипуцли здесь ассоциируется с К.-Ф. неслучайно. Это - не только бог войны, которому ацтеки приносили человеческие жертвы, но и, согласно немецким легендам о докторе Фаусте, - дух ада и первый помощник сатаны. В качестве первого помощника Воланда выступает в «Мастере и Маргарите» К.-Ф.

Одно из имен К.-Ф. - Фагот восходит к названию музыкального инструмента фагот, изобретенному итальянским монахом Афранио. Благодаря этому обстоятельству резче обозначается функциональная связь между К.-Ф. и Афранием (см.: «Мастер и Маргарита»). У К.-Ф. есть даже некоторое сходство с фаготом - длинной тонкой трубкой, сложенной втрое. Булгаковский персонаж худ, высок и в мнимом подобострастии, кажется, готов сложиться перед собеседником втрое (чтобы потом спокойно ему напакостить).

Не исключено, что К.-Ф. имел и реального прототипа среди знакомых Булгакова. Вторая жена писателя Л. Е. Белозерская в книге мемуаров «О, мед воспоминаний» упоминает слесаря-водопроводчика Агеича, любовника их домработницы Маруси (в квартире на Б. Пироговской, 35а), которая впоследствии вышла за него замуж и, по утверждению мемуаристки, «много раз после прибегала она ко мне за утешением. Несколько раз прорывался к нам и пьяный Агеич. Алкоголь настраивал его на божественное: во хмелю он вспоминал, что в юности пел в церковном хоре (по устному свидетельству Л. Е. Белозерской в беседе с нами, Агеич был регентом хора. - Б. С.) и начинал петь псалмы. Выпроводить его в таком случае было очень трудно. «Богиня, вы только послушайте. .. - и начинал свои песнопения...» По словам Л. Е. Белозерской, Агеич был «на все руки мастер». Думается, отставной регент-водопроводчик повлиял на коровьевскую ипостась К.-Ф., который выдает себя за бывшего регента и предстает на Патриарших горьким пьяницей. Правда, вместо псалмов, К.-Ф. разучивает с сотрудниками филиала Зрелищной комиссии «Славное море священный Байкал...» Он, как и Агеич, - мастер на все руки, только по части устройства всяких гадостей. Интонация и фразеология К.-Ф., когда он обращается к Маргарите: «Ах, королева, - игриво трещал Коровьев, - вопросы крови - самые сложные вопросы в мире!», - напоминает обращение Агеича к Л. Е. Белозерской.

Эпизод с хоровым кружком, поющим «Славное море», возможно, навеян случаем, связанным с другой «байкальской» песней. 18 декабря 1933 г. Е.С. Булгакова оставила в дневнике следующую запись: «...Поздно вечером Рубен Симонов потащил нас к себе. Там были еще и другие вахтанговцы, было очень просто и весело. Симонов и Рапопорт дуэтом пели «По диким степям Забайкалья...» (Один из поющих будто бы не знает слов, угадывает, вечно ошибается: «навстречу - родимый отец...» (поправляется: мать!) и т. д.) Обратно Симонов вез нас на своей машине - по всем тротуарам - как только доехали!» У К.-Ф. хор поет песню слаженно и правильно, только никак не может остановиться. То, что пьяный руководитель Театра имени Евг. Вахтангова Р. Н. Симонов (1899-1968) благополучно довез писателя и его жену до дому, могло быть расценено Е. С. Булгаковой как покровительство Бога или дьявола. Черт К,-Ф., играющий пьяницу-регента, путает служащих Зрелищной комиссии, заставляя их в рабочее время отдаваться хоровому пению. Булгаков высмеял приверженность представителей советской власти всех уровней именно к этому виду искусства еще в повести «Собачье сердце» (1925), а в письме сестре Наде 24 марта 1922 г. сообщал об обстановке в доме 10 по Б. Садовой, где тогда проживал в квартире, ставшей впоследствии Нехорошей квартирой: «...Дом уже «жилищного рабочего кооператива» и во главе фирмы все та же теплая компания, от 4-7 по-прежнему заседания в комнате налево от ворот» (вероятно, сопровождавшиеся ненавистным писателю хоровым пением).