Афоризмы Федора Михайловича Достоевского (Fyodor Dostoyevsky)

. Отзывы о Федоре Достоевском
. Избавление от смерти
. Новости
. Русские писатели
. Биографии писателей
. Скорпионы (по знаку зодиака)
. Знаменитые Фёдоры
. Кто родился в Год Змеи

Если ты направляешься к цели и станешь дорогою останавливаться, чтобы швырять камнями во всякую лающую на тебя собаку, то никогда не дойдешь до цели.

Нет выше идеи, как пожертвовать собственной жизнью, отстаивая своих братьев и свое отечество, или даже просто отстаивая интересы своего отечества...

Влюбиться не значит любить... Влюбиться можно и ненавидя.

В том-то и признак настоящего искусства, что оно всегда современно, насущно полезно.

Искусство всегда современно и действительно, никогда не существовало иначе, и главное, не может иначе существовать.

У честных врагов бывает всегда больше, чем у бесчестных.

Исчезает честь - остается формула чести, что равносильно смерти чести.

Человек есть существо, ко всему привыкающее, и, я думаю, это самое лучшее определение человека.

Надо любить жизнь больше, чем смысл жизни.

Хорошо смеется человек - значит хороший человек.

Россия есть игра природы, а не ума.

Красота спасет мир.

Нет ничего труднее прямодушия и нет ничего легче лести.

Красота присуща всему здоровому...

В отвлеченной любви к человечеству любишь почти всегда одного себя.

Не ум главное, а то, что направляет его...

Фантастическое составляет сущность действительности.

Жизнь задыхается без цели.

Как бы ни была груба лесть, в ней непременно по крайней мере половина кажется правдою.

Никакой туман не устоит против лучей правды.

На то и ум, чтобы достичь того, чего хочешь.

Суд большинства еще не всегда бывает одинаков с судом потомства.

Провозгласите право на бесчестие, и все побегут за вами.

У вас нежности нет, одна правда, стало быть, - несправедливо.

Я перед ним виноват, следовательно, я должен ему отомстить.

Великие люди должны чувствовать на земле великую грусть.

Идеал ведь тоже действительность, такая же законная, как и текущая действительность.

Нет такой идеи, такого факта, которого бы нельзя было опошлить и представить в смешном виде.

Вера и математические доказательства - две вещи несовместимые. Кто захочет поверить - того не остановите.

Ничему не удивляться, говорят есть признак большого ума; по-моему, это в равной мере могло бы служить и признаком большой глупости.

Мистические идеи любят преследование, они им создаются.

Чтобы умно поступать - одного ума мало.

Нужно быть действительно великим человеком, чтобы суметь устоять даже против здравого смысла.

Почти для каждого человека понятие Родина не пустой звук. Родина важна для каждого, как и свобода. Единение с родными просторами, с местами, на которых родился и вырос, единение с народом, к которому относишься, с его обычаями и бытностями. Любовь к святым родным местам, к Родине воспитывается с детства. Способность жить и работать во благо Родине, любить её и защищать, всецело развивать и улучшать качество жизни - сущность каждого из нас.

Великие поэты воспевали свою любовь к Родине в стихах, писатели посвящали ей романы. Древние мудрецы оставили своим потомкам наследствие в виде изречений, которые прошли сквозь года и дошли до наших дней и которые мы читаем сейчас...

Афоризмы про Родину

Если крикнет Рать святая" "Кинь ты русь, живи в раю!"

Я скажу: "Не надо рая. Дайте Родину мою." (Сергей Есенин)

Нет выше идеи, как пожертвовать собственной жизнью, отстаивая своих братьев и свое отечество... (Федор Михайлович Достоевский)

Патриотизм, как капитал: он есть или его нет. (Константин Кушнер)

Принимать близко к сердцу радости и горести Отечества способен лишь тот, кто не может пройти равнодушно мимо радостей и горестей отдельного человека. (Василий Александрович Сухомлинский)

Для измены родине нужна чрезвычайная низость души. (Николай Гаврилович Чернышевский)

Любовь к родине начинается с семьи. (Фрэнсис Бэкон)

Любят родину не за то, что она велика, а за то, что своя. (Луций Анней Сенека (младший))

Вселенский опыт говорит,

что погибают царства

не оттого, что тяжек быт

или страшны мытарства.

А погибают оттого

(и тем больней, чем дольше),

что люди царства своего

не уважают больше. (Булат Окуджава)

Пока свободою горим,

Пока сердца для чести живы,

Мой друг, отчизне посвятим

Души прекрасные порывы! (Александр Сергеевич Пушкин)

Многие склонны путать два понятия: "Отечество" и "Ваше превосходительство". (Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин)

Даже цветы на родине пахнут по-иному. (Александр Иванович Куприн)

Только одно отечество заключает в себе то, что дорого всем. (Марк Туллий Цицерон)

Лучшее средство привить детям любовь к отечеству состоит в том, чтобы эта любовь была у отцов. (Шарль Луи Монтескье)

Для отечества сделано недостаточно, если не сделано все. (Максимильен Робеспьер)

Изгнания воздух горький Как отравленное вино. (Анна Андреевна Ахматова)

«Долг каждого - любить родину, быть неподкупным и смелым, хранить ей верность, даже ценою жизни» - писал французский философ Ж.-Ж. Руссо. Действительно, я думаю, что решиться на подвиг ценой своей жизни может далеко не каждый. Люди, следующие идее самопожертвования, должны обладать высокими моральными качествами, быть неподкупными и преданными своим близким и Родине. Это настоящие герои, которые мужественно смотрят смерти в глаза. И нет для них идеи выше, чем пожертвовать собственной жизнью во благо родины.

Об одном из таких героических людей писал В. Быков в своей одноименной повести «Сотников». Он является примером храброго, безумно любящего свою родную землю солдата в годы Великой Отечественной войны. Сотников, безусловно, вызывает симпатию читателя.

Самоотверженность и сила духа позволяют ему остаться верным Родине. Погибнуть, но не предать. Герой был болен, но все равно пошел за продуктами, потому что другие не хотели. Это говорит о его нравственной стойкости, о том, он человек чести. Также в повести повествуется о Рыбаке. Его характер раскрывается в полной мере лишь в конце произведения, где Рыбак и Сотников встают перед выбором, умереть героем от рук фашистов ради Отечества или жить и быть предателем. Сотников, как человек чести, остается верен своему воинскому и человеческому долгу до конца, берет всю вину на себя, чтобы постараться спасти от расстрела старосту и Демчиху. А Рыбак не может заплатить жизнью за убеждения, однако понимает, что хуже смерти физической есть смерть нравственная.

Великое множество примеров героизма и предательства имели место быть во времена Великой Отечественной войны.

Например, в произведении М.Ф.Шолохова «Судьба человека» отважный и смелый Андрей Соколов проявляет себя как настоящий герой. Он душит собственными руками Крыжнева – предателя и труса, который хотел выдать фашистам взводного и считал, что «своя рубашка ближе к телу». Это характеризует его, как человека честного, нравственного, а так же хорошего товарища и просто надежного человека. Герой отказывается пить за победу Фашистской Германии, зная, что его должны убить. Для Соколова в этой ситуации высшее благо – смерть. Этот поступок вызывает уважение даже у врага Мюллера. Сила человеческого духа побеждает, и герой остаётся жив. Писатель изображает нам красоту души и силу характера Соколова, его любовь к народу и Отечеству.

Бескорыстная любовь к Родине – есть проявление героизма и силы духа солдата, и нет у него выше идеи, чем жертвовать своей жизнью ради жизни близких и Отечества.

Обновлено: 2017-12-25

Внимание!
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter .
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.

Спасибо за внимание.

09:01 24.04.2010 В катынском деле найдены факты в защиту НКВД
В пятницу, 23 апреля, депутат Госдумы РФ, заместитель председателя комитета Госдумы по конституционному строительству Виктор Илюхин направил президенту Дмитрию Медведеву официальное письмо с просьбой возобновить расследования уголовного дела о расстреле польских офицеров, а также дать судебно-правовую оценку имеющимся в нем доказательствам. Кроме того, в письме содержится просьба не допускать в будущем проведения официальных польских мероприятий в мемориальном комплексе в Катыни, если они будут носить явную антироссийскую направленность. Текст письма приводит сайт «Правда о Катыни».

Илюхин отмечает противоречие исторических фактов версии о расстреле польских офицеров НКВД СССР. В частности, установлено, что поляки были расстреляны из немецкого оружия. Не оспаривается и то, что у многих жертв руки связаны бумажным шпагатом, производство которого на момент расстрела не было известно в СССР. Кроме того, найдены паспорта, иных документов, удостоверяющих личность убитых, что, по словам Илюхина, «в данной ситуации абсолютно невозможно».

Еще одним аргументов в защиту НКВД СССР станут архивные документы. В 3-м номере журнала «Наш современник» за 2010 год (стр. 286-288) опубликовано открытое письмо действительного государственного советника В. Шведа директору Государственного архива РФ Мироненко С.В. В письме автор раскрывает информацию, которая подтверждает непричастность войск НКВД к расстрелу польских офицеров в Катыни.

Швед напоминает, что в «закрытом пакете № 1» были обнаружены несколько документов, которые якобы подтверждают единоличную вину довоенного советского руководства за расстрел польских военнопленных и граждан. Среди документов записка Берии Сталину № 794/Б от «_» марта 1940 г. о польских военнопленных и арестованных гражданах, выписка с решением Политбюро ЦК ВКП (б) № П13/144 от 5 марта 1940 г. по «Вопросу НКВД СССР» (два экземпляра), листы № 9, 10 из протоколов Политбюро ЦК ВКП (б) за март 1940 г. с решениями и рукописная записка Шелепина Хрущёву № 632-ш от 3 марта 1959 г. с проектом постановления Президиума ЦК КПСС об уничтожении учетных дел расстрелянных польских военнопленных.

Ключевым документом в пакете считается записка наркома внутренних дел СССР Лаврентия Берии Сталину за № 794/Б от «_» марта 1940 г., в которой предлагалось расстрелять 25 700 пленных и арестованных польских граждан как «заклятых врагов советской власти».

Однако, по словам Шведа, в записке Берии присутствует немало несуразностей и ошибок. Так, в резолютивной части записки предлагается расстрелять на 36 военнопленных поляков меньше и на 315 арестованных поляков больше, нежели указано в пояснительной части. Зная скрупулёзное отношение Сталина и его помощника Поскрёбышева к точности количественных данных, невозможно представить, чтобы Берия рискнул отправить в Кремль документ с такими ошибками. Также установлено, что отдельные страницы небольшой по объёму записки перепечатывались, причём на разных машинках. Подобное для документов такого уровня недопустимо, как тогда, так и сейчас.

Ключевой ошибкой записки является отсутствие на ней конкретной даты. Само по себе это не является чем-то исключительным. Известны записки НКВД, в которых дата проставлена рукой Берии. Однако, согласно официальной регистрации в секретариате НКВД СССР, Сталину была направлена записка № 794/Б от 29 февраля 1940 года. Фактически он, как утверждается, «получил» записку № 794/Б, датированную и отправленную в марте 1940 г., без указания конкретного числа.

Ни один нотариус, ни один суд не признают записку Берии, зарегистрированную февралем, а датируемую мартом, достоверной и сочтут её по формальным основаниям подложной. В сталинский период подобное расценивалось как вредительство.

Кроме того, отмечает Швед, с серьёзными нарушениями оформлены два экземпляра выписки с решением Политбюро ЦК ВКП (б) от 5 марта 1940 г. ода. На выписке, предназначенной для направления Берии, отсутствует печать Центрального Комитета и оттиск факсимиле Сталина. Фактически это не документ, а простая информационная копия. Направление исполнителю (Берии) незаверенной выписки противоречило элементарным правилам работы партийного аппарата.

Также остаются вопросы и после ознакомления с выпиской из протокола заседания Политбюро ЦК ВКП (б) от 5 марта 1940 г., направленной в феврале 1959 г. Председателю КГБ Александру Шелепину. Этот экземпляр также был отпечатан в марте 1940 г. Но в 1959 г. с него удалили дату «5 марта 1940 г.» и фамилию старого адресата, после чего впечатали новую дату 27 февраля 1959 г. и фамилию Шелепина.

По словам Шведа, выписка из протокола заседания Политбюро ЦК ВКП (б) от 27 февраля 1959 года не может считаться документом, так как в феврале 1959 года вместо ВКП (б) была КПСС, а высшим партийным органом был Президиум ЦК КПСС. Помимо этого согласно правилам партийного делопроизводства, дата и фамилия адресата указывались только в сопроводительном письме к архивному документу, но ни в коем случае не на самом документе.

Однако в обеих выписках из решения Политбюро от 5 марта 1940 г. фамилия «Кобулов», которую Сталин якобы лично вписал в записку Берии, ошибочно напечатана через «а» - «Кабулов». Сомнительно, что машинистка осмелилась бы «поправить» вождя?

Швед также ставит под сомнение объективность информации в записке, которая считается важнейшим подтверждением факта расстрела сотрудниками НКВД в 1940 г. 21 857 польских граждан. Это записка Председателя КГБ Александра Шелепина Первому секретарю ЦК КПСС Никите Хрущёву за № 632-ш от 3 марта 1959 г. Её подлинность не вызывает сомнений. Однако вряд ли автор записки (Шелепин не был автором, он её лишь подписал) обладал объективной и достоверной информацией относительно реальных обстоятельств расстрела польских военнопленных и граждан. Этот вывод можно сделать из того, что документ содержит многочисленные неточности и явные ошибки о местах расстрела поляков, составе расстрелянных, о международном признании выводов комиссии Бурденко и т. п. В записке ни слова не сказано о причинах невыполнения в полном объеме (расстрелять 25 700 человек) решения Политбюро.

Швед также обращает внимание на то, что до сих пор засекречены акты об экспертизах катынских документов. Он предполагает, что в актах просто-напросто отсутствует анализ и объяснение всех вышеперечисленных ошибок и несуразностей, так как сама экспертиза свелась к визуальному осмотру документов.

Швед также напоминает о заявлении сопредседателя Группы по сложным вопросам российско-польских отношений, ректора МГИМО, академика РАН Анатолия Торкунова о том, что из военного архива ему прислали материалы, которые «не отрицают, что польские офицеры стали жертвами сталинских репрессий, но говорят о том, что, возможно, какая-то часть офицеров была уничтожена немцами».

В конце ноября 2009 года катынское дело перешло под международную юрисдикцию. Европейский суд принял к рассмотрению иски семей польских военнопленных офицеров, расстрелянных в Катыни.

Европейский суд обратился к России с рядом вопросов. В частности, о сокрытии постановления о прекращении следствия по катынскому преступлению, об эффективности, а точнее - о справедливом и надлежащем разбирательстве по делу, о том, были ли родственники допущены к ознакомлению с имеющимися материалами и т. д. Учитывая невероятную поспешность, с которой Европейский суд начал рассматривать иски поляков, весьма вероятно, что оглашение вердикта по этим искам будет приурочено к 65-й годовщине Победы Советского Союза в Великой Отечественной войне.

В заключение Швед высказывает мнение, кощунственно утверждать, что историки и исследователи, не согласные с официальной версией катынского преступления и защищающие доброе имя России, пытаются обелить сталинские репрессии.

– Помилуйте, народ идет на народ, люди идут убивать друг друга, что тут необходимого?

– Всё и в высшей степени. Но, во-первых, ложь, что люди идут убивать друг друга: никогда этого не бывает на первом плане, а, напротив, идут жертвовать собственною жизнью – вот что должно стоять на первом плане. Это же совсем другое. Нет выше идеи, как пожертвовать собственною жизнию, отстаивая своих братьев и свое отечество или даже просто отстаивая интересы своего отечества. Без великодушных идей человечество жить не может, и я даже подозреваю, что человечество именно потому и любит войну, чтоб участвовать в великодушной идее. Тут потребность.

– Да разве человечество любит войну?

– А как же? Кто унывает во время войны? Напротив, все тотчас же ободряются, у всех поднят дух, и не слышно об обыкновенной апатии или скуке, как в мирное время. А потом, когда война кончится, как любят вспоминать о ней, даже в случае поражения! И не верьте, когда в войну все, встречаясь, говорят друг другу, качая головами: «Вот несчастье, вот дожили!» Это лишь одно приличие. Напротив, у всякого праздник в душе. Знаете, ужасно трудно признаваться в иных идеях: скажут, – зверь, ретроград, осудят; этого боятся. Хвалить войну никто не решится.

– Но вы говорите о великодушных идеях, об очеловечении. Разве не найдется великодушных идей без войны? Напротив, во время мира им еще удобнее развиться.

– Совершенно напротив, совершенно обратно. Великодушие гибнет в периоды долгого мира, а вместо него являются цинизм, равнодушие, скука и много-много что злобная насмешка, да и то почти для праздной забавы, а не для дела. Положительно можно сказать, что долгий мир ожесточает людей. В долгий мир социальный перевес всегда переходит на сторону всего, что есть дурного и грубого в человечестве, – главное к богатству и капиталу. Честь, человеколюбие, самопожертвование еще уважаются, еще ценятся, стоят высоко сейчас после войны, но чем дольше продолжается мир – все эти прекрасные великодушные вещи бледнеют, засыхают, мертвеют, а богатство, стяжание захватывают всё. Остается под конец лишь одно лицемерие – лицемерие чести, самопожертвования, долга, так что, пожалуй, их еще и будут продолжать уважать, несмотря на весь цинизм, но только лишь на красных словах для формы. Настоящей чести не будет, а останутся формулы. Формулы чести – это смерть чести. Долгий мир производит апатию, низменность мысли, разврат, притупляет чувства. Наслаждения не утончаются, а грубеют. Грубое богатство не может наслаждаться великодушием, а требует наслаждений более скоромных, более близких к делу, то есть к прямейшему удовлетворению плоти. Наслаждения становятся плотоядными. Сластолюбие вызывает сладострастие, а сладострастие всегда жестокость. Вы никак не можете всего этого отрицать, потому что нельзя отрицать главного факта: что социальный перевес во время долгого мира всегда под конец переходит к грубому богатству.

– Но наука, искусства – разве в продолжение войны они могут развиваться; а это великие и великодушные идеи.

– Тут-то я вас и ловлю. Наука и искусства именно развиваются всегда в первый период после войны. Война их обновляет, освежает, вызывает, крепит мысли и дает толчок. Напротив, в долгий мир и наука глохнет. Без сомнения, занятие наукой требует великодушия, даже самоотвержения. Но многие ли из ученых устоят перед язвой мира? Ложная честь, самолюбие, сластолюбие захватят и их. Справьтесь, например, с такою страстью, как зависть: она груба и пошла, но она проникнет и в самую благородную душу ученого. Захочется и ему участвовать во всеобщей пышности, в блеске. Что значит перед торжеством богатства торжество какого-нибудь научного открытия, если только оно не будет так эффектно, как, например, открытие планеты Нептун. Много ли останется истинных тружеников, как вы думаете? Напротив, захочется славы, вот и явится в науке шарлатанство, гоньба за эффектом, а пуще всего утилитаризм, потому что захочется и богатства. В искусстве то же самое: такая же погоня за эффектом, за какою-нибудь утонченностью. Простые, ясные, великодушные и здоровые идеи будут уже не в моде: понадобится что-нибудь гораздо поскоромнее; понадобится искусственность страстей. Мало-помалу утратится чувство меры и гармонии; явятся искривления чувств и страстей, так называемые утонченности чувства, которые в сущности только их огрубелость. Вот этому-то всему подчиняется всегда искусство в конце долгого мира. Если б не было на свете войны, искусство бы заглохло окончательно. Все лучшие идеи искусства даны войной, борьбой. Подите в трагедию, смотрите на статуи: вот Гораций Корнеля, вот Аполлон Бельведерский, поражающий чудовище…

– А Мадонны, а христианство?

– Христианство само признает факт войны и пророчествует, что меч не прейдет до кончины мира: это очень замечательно и поражает. О, без сомнения, в высшем, в нравственном смысле оно отвергает войны и требует братолюбия. Я сам первый возрадуюсь, когда раскуют мечи на орала. Но вопрос: когда это может случиться? И стоит ли расковывать теперь мечи на орала? Теперешний мир всегда и везде хуже войны, до того хуже, что даже безнравственно становится под конец его поддерживать: нечего ценить, совсем нечего сохранять, совестно и пошло сохранять. Богатство, грубость наслаждений порождают лень, а лень порождает рабов. Чтоб удержать рабов в рабском состоянии, надо отнять от них свободную волю и возможность просвещения. Ведь вы же не можете не нуждаться в рабе, кто бы вы ни были, даже если вы самый гуманнейший человек? Замечу еще, что в период мира укореняется трусливость и бесчестность. Человек по природе своей страшно наклонен к трусливости и бесстыдству и отлично про себя это знает; вот почему, может быть, он так и жаждет войны, и так любит войну: он чувствует в ней лекарство. Война развивает братолюбие и соединяет народы.

– Как соединяет народы?

– Заставляя их взаимно уважать друг друга. Война освежает людей. Человеколюбие всего более развивается лишь на поле битвы. Это даже странный факт, что война менее обозляет, чем мир. В самом деле, какая-нибудь политическая обида в мирное время, какой-нибудь нахальный договор, политическое давление, высокомерный запрос – вроде как делала нам Европа в 63-м году – гораздо боле обозляют, чем откровенный бой. Вспомните, ненавидели ли мы французов и англичан во время Крымской кампании? Напротив, как будто ближе сошлись с ними, как будто породнились даже. Мы интересовались их мнением об нашей храбрости, ласкали их пленных; наши солдаты и офицеры выходили на аванпосты во время перемирий и чуть не обнимались с врагами, даже пили водку вместе. Россия читала про это с наслаждением в газетах, что не мешало, однако же, великолепно драться. Развивался рыцарский дух. А про материальные бедствия войны я и говорить не стану: кто не знает закона, по которому после войны все как бы воскресает силами. Экономические силы страны возбуждаются в десять раз, как будто грозовая туча пролилась обильным дождем над иссохшею почвой. Пострадавшим от войны сейчас же и все помогают, тогда как во время мира целые области могут вымирать с голоду, прежде чем мы почешемся или дадим три целковых.

– Но разве народ не страдает в войну больше всех, не несет разорения и тягостей, неминуемых и несравненно больших, чем высшие слои общества?

– Может быть, но временно; а зато выигрывает гораздо больше, чем теряет. Именно для народа война оставляет самые лучшие и высшие последствия. Как хотите, будьте самым гуманным человеком, но вы все-таки считаете себя выше простолюдина. Кто меряет в наше время душу на душу, христианской меркой? Меряют карманом, властью, силой, – и простолюдин это отлично знает всей своей массой. Тут не то что зависть, – тут является какое-то невыносимое чувство нравственного неравенства, слишком язвительного для простонародия. Как ни освобождайте и какие ни пишите законы, неравенство людей не уничтожится в теперешнем обществе. Единственное лекарство – война. Пальятивное, моментальное, но отрадное для народа. Война поднимает дух народа и его сознание собственного достоинства. Война равняет всех во время боя и мирит господина и раба в самом высшем проявлении человеческого достоинства – в жертве жизнию за общее дело, за всех, за отечество. Неужели вы думаете, что масса, самая даже темная масса мужиков и нищих, не нуждается в потребности деятельного проявления великодушных чувств? А во время мира чем масса может заявить свое великодушие и человеческое достоинство? Мы и на единичные-то проявления великодушия в простонародье смотрим, едва удостоивая замечать их, иногда с улыбкою недоверчивости, иногда просто не веря, а иногда так и подозрительно. Когда же поверим героизму какой-нибудь единицы, то тотчас же наделаем шуму, как перед чем-то необыкновенным; и что же выходит: наше удивление и наши похвалы похожи на презрение. Во время войны все это исчезает само собой, и наступает полное равенство героизма. Пролитая кровь важная вещь. Взаимный подвиг великодушия порождает самую твердую связь неравенств и сословий. Помещик и мужик, сражаясь вместе в двенадцатом году, были ближе друг к другу, чем у себя в деревне, в мирной усадьбе. Война есть повод массе уважать себя, а потому народ и любит войну: он слагает про войну песни, он долго потом заслушивается легенд и рассказов о ней… пролитая кровь важная вещь! Нет, война в наше время необходима; без войны провалился бы мир или, по крайней мере, обратился бы в какую-то слизь, в какую-то подлую слякоть, зараженную гнилыми ранами…

Я, конечно, перестал спорить. С мечтателями спорить нельзя. Но есть, однако же, престранный факт: теперь начинают спорить и подымают рассуждения о таких вещах, которые, казалось бы, давным-давно решены и сданы в архив. Теперь это все выкапывается опять. Главное в том, что это повсеместно.

Опять только одно словцо о спиритизме

Опять у меня не остается места для «статьи» о спиритизме, опять отлагаю до другого №. И, однако же, я был еще в феврале на этом спиритском сеансе, с «настоящим» медиумом – сеансе, который произвел на меня довольно сильное впечатление. Об этом сеансе другие, присутствовавшие на нем, уже сказали печатно, так что мне, конечно, ничего не остается сообщить, кроме этого собственного моего впечатления. Но до сих пор, в целые эти два месяца, я не хотел ничего писать об этом и – скрыл мое впечатление от читателя. Вперед скажу, что оно было совершенно особого рода и почти не касалось спиритизма. Это было впечатление чего-то другого и лишь проявившегося по поводу спиритизма. Мне очень жаль, что я принужден опять отложить, тем более, что теперь нажил охоту поговорить об этом, тогда как доселе чувствовал к тому как бы некоторое отвращение. Отвращение произошло от мнительности. Некоторым из друзей моих я тогда же сообщил об этом сеансе; один человек, суждением которого я глубоко дорожу, выслушав, спросил меня, намерен ли я описать это в «Дневнике»? Я ответил, что еще не знаю. И вдруг он заметил: «Не пишите». Он ничего не прибавил, и я не настаивал, но я понял смысл: ему, очевидно, было бы неприятно, если б и я хоть чем-нибудь поспособствовал распространению спиритизма. Это меня тогда поразило потому особенно, что я, напротив, передавая об этом февральском сеансе, с искренним убеждением отрицал спиритизм. Стало быть, подметил же в моем рассказе этот человек, ненавидящий спиритизм, нечто как бы благоприятное спиритизму, несмотря на все мое отрицание. Вот почему я и воздерживался до сих пор говорить печатно, именно из мнительности и недоверчивости к самому себе. Но теперь я, кажется, себе уже вполне доверяю и всю эту мнительность себе разъяснил. Кроме того, я убедился, что никакими статьями моими не могу способствовать ни поддержанию спиритизма, ни искоренению его. Г-н Менделеев, читающий в самую сию минуту, как я пишу это, свою лекцию в Соляном городке, вероятно, глядит на дело иначе и читает с благородною целью «раздавить спиритизм». Лекции с такими прекрасными тенденциями всегда приятно слушать; но я думаю, что кто захочет уверовать в спиритизм, того ничем не остановишь, ни лекциями, ни даже целыми комиссиями, а неверующего, если только он вполне не желает поверить, – ничем не соблазнишь. Вот именно это-то убеждение я и выжил на февральском сеансе у А. Н. Аксакова, по крайней мере тогда в виде первого сильного впечатления. До тех пор я просто отрицал спиритизм, то есть, в сущности, был возмущен лишь мистическим смыслом его учения (явлений же спиритских, с которыми я и до сеанса с медиумом был несколько знаком, я не в состоянии был вполне отрицать никогда, даже и теперь, и особенно теперь – после того как прочел отчет учрежденной над спиритизмом ученой комиссии). Но после того замечательного сеанса я вдруг догадался или, лучше, вдруг узнал, что я мало того что не верю в спиритизм, но, кроме того, и вполне не желаю верить, – так что никакие доказательства меня уже не поколеблют более никогда. Вот что я вынес из того сеанса и потом уяснил себе. И, признаюсь, впечатление это было почти отрадное, потому что я несколько боялся, идя на сеанс. Прибавлю еще, что тут не одно только личное: мне кажется, в этом наблюдении моем есть и нечто общее. Тут мерещится мне какой-то особенный закон человеческой природы, общий всем и касающийся именно веры и неверия вообще. Мне как-то выяснилось тогда, именно чрез опыт, именно чрез этот сеанс, – какую силу неверие может найти и развить в самом себе, в данный момент, совершенно помимо вашей воли, хотя и согласно с вашим тайным желанием… Равно, вероятно, и вера. Вот об этом-то я и хотел бы сказать.