Иеромонах Дорофей (Баранов): «Прежде всего, желающий Причаститься должен ясно для себя представлять, что такое Причастие, что это за событие в его жизни. Чтобы не получилось так: человек все правильно сделает, подготовится, попостится, прочитает все положенные молитвы, исповедуется, но самого главного так и не узнает, или не захочет узнать. Поэтому, если у Вас есть какие-либо недоуменные вопросы о том, что происходит во время Литургии, что находится в Святой Чаше и преподается верующим, то обязательно их необходимо разрешить со священником заранее, до Причастия. Даже если человек продолжительное время ходит в храм и уже не раз Причащался, все равно нужно честно задать себе вопрос, а правильно ли мы понимаем смысл церковных таинств (Причащения и Исповеди) к которым приступаем.

Правильная подготовка к таинству Причащения в традиции Православной Церкви называется «говением». Обычно оно продолжается в течение трех или более (до недели) дней до Причастия. В эти дни человек готовит себя к встрече с Богом, которая произойдет во время Причастия. Бог может вселиться только в чистое сердце, поэтому основная цель подготовки - осознание своих грехов, исповедание их перед Богом и духовником и решимость оставить грехи (страсти), или, по крайней мере, начать с ними борьбу. Для этого необходимо на время говения решительно удалится от всего, что наполняет душу излишней суетой. Это не означает, что человек не должен ходить на работу, ничего не делать дома. Нет! Но: не смотреть телевизор, не ходить в шумные компании, не встречаться без необходимости с многочисленными знакомыми. Это все вполне по силам для любого и нужно для того, чтобы внимательно всмотреться в свое сердце и при помощи такого «инструмента» как совесть очищать его от всего того, что называется общим словом - грех.

Самым действенным средством для подготовки к встрече с Богом является молитва. Молитва - это разговор, общение с Богом, заключающееся в обращениях к Нему с просьбами: о прощении грехов, о помощи в борьбе со своими пороками и страстями, о милости в различных духовных и житейских нуждах. Перед Причастием обязательно читаются три канона, которые есть практически во всех молитвословах, а также Правило (последование) ко Святому Причащению. Если Вы не смогли самостоятельно найти эти молитвы, то нужно прямо с молитвословом подойти к священнику в храме и попросить его указать, что именно нужно прочитать.

Чтобы спокойно и внимательно прочитать все положенные перед Причащением молитвы необходимо время. Если три канона и Правило ко Святому Причащению читать сразу вместе, то на это потребуется не менее полутора, даже до двух часов, особенно если человек не часто их читает и плохо знаком с текстом. Если же к этому присоединить еще и утренние или вечерние молитвы, то такое молитвенное напряжение может лишить человека и физических и духовных сил. Поэтому существует такая практика, что три канона читаются постепенно в течение нескольких дней перед Причастием, канон ко Причащению (из Правила ко Причащению) читается накануне вечером и после него молитвы на сон грядущим, а молитвы перед Причащением (из Правила ко Причащению) утром в день Причастия после обычных утренних молитв.

Вообще все «технические» вопросы по поводу подготовки к Причастию надо узнавать только у священника в храме. Этому может помешать Ваша робость, нерешительность или же недостаток времени у священника, но, так или иначе, при определенной настойчивости, можно все узнать. Главное - не обращать внимания на все смущения и недоумения (или, по-церковному, искушения), которые обязательно будут, но довериться Богу. Нужно молиться, чтобы Он довел нас до таинства Причастия, и таким образом исполнилось бы наше главное назначение, цель нашей жизни - соединение с Богом».

В селе появился православный храм. Где-то восстановили старый, полуразрушенный, где-то новый построили, на новом месте, а где-то бывшую совхозную столовую или магазинчик отдали инициативной группе верующих: делайте там что хотите, все равно никому не нужно. А село-то меж тем вымирает. Говорить «умирающее село» сегодня - все равно что «сладкий сахар». Село - значит вымирающее. Все привыкли.

Дальше в это село приезжает священник. Приезжает он, конечно, не для того, чтобы это село поднимать (хотя приходилось читать об удивительных батюшках, умудряющихся параллельно делать и это тоже). Он приезжает для того, чтобы совершать Евхаристию и проповедовать слово Божие. Но, приехав, он вольно или невольно становится участником местного процесса. Потому вопрос о завтрашнем дне села встанет перед ним с неизбежностью.

Но сначала встанут другие вопросы: чем отличается сельская паства от городской? Что и как нужно сделать для этих людей в первую очередь? Что противопоставить унынию и привычке видеть причину всех несчастий в ком угодно, только не в себе самих? Как самому не приуныть, глядя на эту картину?

Оба наших сегодняшних собеседника по происхождению москвичи. Оба имеют опыт служения в городе. Оба деревню не выбирали - поехали служить по послушанию. Мы решили поговорить с ними об их служении.

Иеромонах Дорофей (Баранов) был настоятелем православного прихода в Багаевке Саратовского района. Пока храм там строился, отец Дорофей приезжал с дарохранительницей, служил обедницу в сельском Доме культуры. Так продолжалось пять лет, а потом иеромонаха Дорофея перевели в Юрловку - деревню, по его словам, еще более заброшенную и несчастную, чем Багаевка.

- Отец Дорофей, Вы этого ждали, Вы были к этому готовы - служить в маленьком, умирающем селе?

Нет, конечно, я такого не ждал и не готовился, хотя это, может быть, и странно для священника и монаха - не быть готовым ко всему, к любому служению. Когда я принял монашеский постриг, мне казалось, жизнь сложится по-другому. Но случилось так, что я стал настоятелем строящегося сельского храма. И это меня действительно испугало. К «хождению в народ» можно относиться иронически, когда наблюдаешь со стороны за другими, а когда это нужно сделать тебе самому - тогда это очень серьезно.

Ранее я не общался практически ни с кем, кроме горожан, причем горожан мегаполиса, и знакомство с совершенно иными людьми - людьми, как я предполагал, другой цивилизации - казалось затруднительным и трепетным. Этот страх был сродни тому страху, который испытывает священник, когда идет в больницу к безнадежно больным людям, умирающим. Или к детям. Ты понимаешь, что не можешь спрятаться, скрыться за какой-то столбик внутри твоей души. В знакомой тебе среде, в городском храме, где ты давно служишь и уже привык, и к тебе все привыкли, этого страха нет. Там можно, в определенном смысле, спрятаться. Там к тебе приходят новые, незнакомые люди, но именно они к тебе приходят, а не ты к ним. Ты им нужен, и тебе не так сложно произвести на них положительное впечатление.

А приехав в село, ты оказываешься под пристальными взглядами людей, к которым ты приехал (причем если тебя и звали, то далеко не все!) и которые теперь тебя изучают и боятся быть обманутыми. Заполучить их расположение и доверие совсем не просто. Деревенский человек будет долго и осторожно «пробовать» священника, но когда уж распробует, убедится, что батюшка хороший, добрый - тогда уже будет любить его беззаветно, и возникнет прочная связь на долгие годы.

И вот, прошел у Вас в Багаевке этот период «распробования» - и что же, возникла связь? Благочинный отец Владимир Пархоменко говорил, что Вас там не сразу, но полюбили.

Надеюсь. Когда этот процесс прощупывания человека заканчивается, то в деревне больше, чем в городе (в городе это редко встретишь), возникают такие сугубо патриархальные взаимоотношения: ты - отец, даже если на полвека моложе иного своего чада. В деревенской жизни отсутствует городская суета, еще и оттого эти отношения остаются крепкими, теплыми и, если все было правильно, выдерживают испытание разлукой. Если священник уезжает из села, и в село приезжает другой священник, его тоже будут воспринимать как отца семейства, но и прежнего отца не забудут. Меня до сих пор приглашают в Багаевку, когда там случается что-то неординарное, когда человек, чьему приходу в Церковь мне довелось содействовать, тяжело болеет или умирает. Это действительно почти семейное родство - «наш батюшка». Еще и по этой причине новому священнику очень трудно выстроить отношения в селе - село не сразу может «своего» батюшку заменить для себя кем-то другим.

- И как же Вы реагировали на подобные обращения?

Ходатайствовал перед местной администрацией! В деревне люди гораздо более зависимы от власти, чем в городе; сельский житель не может создать себе «территорию свободы» от властей. И бывает так, что договориться с этой властью он может, действительно, только через священника. Что же касается семейных конфликтов - городскому жителю не менее, чем сельскому, свойственно иметь претензии к близким и вместо исповеди в своих грехах рассказывать священнику о чужих. Просто в селе это более открыто, обнажено, не спрятано за внешнюю видимость «культурного поведения». Убедить человека в том, что причина семейного несчастья не только в других, но и в нем самом тоже, указать ему на грех осуждения, посоветовать искать мира с близкими - иногда это удается. Но жизнь в селе гораздо тяжелее, чем в городе, и потому грубых бытовых грехов больше. Не всегда нужно останавливать деревенскую женщину, которая говорит о своем пьющем муже, и требовать, чтобы она переключилась на свои собственные грехи, поискала причину в себе. Когда-то ей надо просто дать выплакаться перед Богом. Здесь должна быть пастырская деликатность, нужно увидеть, почувствовать, что человеку в данный момент нужнее - правильное пастырское наставление или возможность излить, наконец, свою скорбь. Но вот напрямую вмешиваться в какие-то семейные ситуации - этого я старался избегать.

- Значит, главное отличие сельской паствы от городской - в особой близости к пастырю?

Для городского человека священник - это такой особый человек, с которым он только на исповеди близко соприкасается. А от сельского священника ждут, и очень напряженно ждут, что он будет активно вмешиваться в жизнь людей, что он будет разговаривать с ними на каком-то очень понятном и близком для них языке. В деревне священник ни на минуту не может перестать быть священником и стать «просто человеком». Там все время все на него смотрят. Жажда теплого душевного общения, потребность в любви, в поддержке - она везде велика, но там, в деревне, особенно.

- Предлагали Вам «судить» семейные конфликты? «Батюшка, скажите моей снохе..» - такое было?

Конечно, было. И не просто предлагали или просили, а требовали. Многим на селе кажется, что священник должен выполнять функцию ветхозаветного судии. И более того - посредника меж населением и мирской властью. Ремонт дороги, водопровода - со всем этим тоже идут к священнику.

- Почему?

Потому что такое вмешательство могло принести пользу в традиционном обществе, там, где возможно апеллировать к какой-то общинной морали. Деревня - она уже по определению община, так было издавна, но сегодня это разрозненные, чужие друг другу люди, и чужая беда для них часто становится поводом для сплетен, развлечением в однообразной жизни. Мне приходилось уже писать о мальчике из пьющей семьи, который несколько раз пытался покончить с собой, и это обсуждалось всем селом, но обсуждалось поверхностно, не всерьез, люди не видели в этом трагедии, проблемы. И вот наконец мальчику это удалось. О чем это говорит? О том, что механизмов общественного воздействия нет, здоровой общинной жизни нет, и священник не может ничего исправить, он может только отдельного участника этого конфликта как-то утешить. В городе тоже нет этих механизмов, но в городе это не так обнажено, там это скрыто или растворено в большом количестве населения. А в сельской жизни это все ясно видно, и трагедия нашего народа там очевидна как нигде.

Я сама родом из села, и мне периодически приходится бывать на сельских похоронах. Создается впечатление, что люди стали безразличны к смерти. Горе - это удел самых близких, а остальные - будто не понимают, что произошло. Раньше, в моем детстве, такого не было: чувствовалось некое содрогание перед смертью, почтение к ней.

Похороны в селе иногда действительно тяжелы. Мне, как и большинству сельских священников, едва ли не каждую неделю приходится отпевать, и на фоне молитв чина погребения становится особенно ясно, что покойник, что сама смерть для остающихся живых - то, что нужно вытеснить из своего мира. Священник пытается молитвой вместить покойника в мир этих людей, закрепить в их сознании простую мысль о том, что у Бога все живы, а они делают нечто противное - им надо как бы закрыть за усопшим дверь и выбросить ключ, чтоб ничего от него не осталось, не тревожило живых. Это совсем не похоже на прощание в христианском понимании. Отпевать в этой обстановке очень тяжело. Пытаешься после отпевания что-то людям сказать и видишь, что слово не то что не доходит - оно отскакивает. Люди не понимают, о чем священник говорит. Почему так? Не знаю.

- От многих можно услышать, что в деревне сегодня царят уныние и безнадежность.

Может быть, буду субъективен, но скажу, что уныние и безнадежность там чувствуются меньше, чем в городе. Напротив - в сельских жителях больше надежды на хорошее будущее. В селе люди больше думают о завтрашнем дне с его практической стороны: им завтра нужно жить. Завтра будут те же коровы, те же свиньи, тот же огород и те же дети, которых нужно кормить. Насущные заботы - они есть и в городе, конечно, но в городе больше комфорта, больше пространства для того, чтобы философствовать, осмыслять, а это осмысление и приводит порой к трагическим выводам. В деревне больше необходимости просто выжить, выживать, а эта необходимость выживать приводит человека к здоровой философии, здоровому взгляду на мир. Деревенский человек лучше понимает, что будущее - в его собственных руках. Причем это надо суметь разглядеть, потому что внешне все выглядит именно так, как вы говорите, - полная безнадега, отчаяние. Если прийти на площадь в базарный день и послушать, что там люди говорят, - покажется, что сейчас они разойдутся по домам, лягут в заготовленные гробы и больше уже не встанут. Но на самом деле назавтра они будут продолжать жизнь. Деревенский человек - он бодр и весел, пока его никто не видит, но как только к нему подойдет незнакомый человек и о чем-то его спросит - у него сразу все плохо. Это такая особенность нашего народа, своего рода психологическая защита. А если ты выведешь человека на уровень более доверительного общения, ты почерпнешь в нем еще больше надежды, веры в будущее, чем в городском жителе. Городской житель - скорее наоборот, он предстает бодрым оптимистом при первой встрече, а после небольшой беседы становится ясно, что в нем царит уныние.

Но если так, почему никакого прогресса в сельской жизни не видать? Почему в ваших Юрловке и Багаевке людям нечего делать?

В деревне всегда есть что делать. После развала совхоза людей просто никто не организовал на какую-то деятельность. А организоваться сами они уже не могут. Не в силах почему-то в данный момент наш народ взять общую судьбу в свои руки. Причина - и это касается не только Юрловки, - возможно, в том, что мы не доверяем друг другу. Люди смотрят друг на друга с огромным недоверием. Есть примеры, когда внешняя воля людей организует, и люди расцветают. Но если внешней инициативы нет - люди совершенно неспособны что-то сделать вместе. Активист, пытающийся заставить их объединиться, - это мученик безнадежный. Его первого обвинят, если что-то пойдет не так.

Батюшка, у нас с Вами получилась такая противоречивая картина - и светлое, и доброе, и страшное, и злое. Но если в селе строится храм, если хотя бы с запасными дарами приезжает священник и служит обедницу в каком-нибудь клубе. Меняется что-то в настроениях людей? Согласны ли Вы с тем, что не умрет то село, над которым крест?

Багаевка располагается таким природным амфитеатром: храм в центре, из любой точки виден золотой купол, крест. Вот житель выгоняет рано утром скотину, вот он идет на базарную площадь или возвращается вечером, не совсем трезвый. И каждый раз идет мимо храма. Но что-то в душе у людей все равно происходит… Это мы в городе все ждем конца света, ищем и слушаем пророчества, а в деревню апокалипсис прокрался незаметно. Еще раз скажу, что безумие, до которого может дойти человек, лишивший себя богообщения, в деревенской жизни настолько очевидно, что это урок всем нам. И если есть возможность хоть как-то это безумие ослабить, строя храмы - даже там, где об этом никто не просит, то надо это делать. В заключение все-таки оптимистичный пример: один мужик, живший по соседству со строящимся деревенским храмом, страшно ругался матом, что, мол, развели грязь и я вам всем покажу… В общем, охранник на стройке был не лишним. Недавно меня пригласили на престольный праздник этого храма. После службы на улице подходит ко мне этот мужичок и честно признается, что в храм пока зайти не может, но как он рад, что построили… А далее неразборчивые всхлипывания, которые, может быть, даже и весомее иной «интеллектуальной» исповеди.

* * *

Протоиерей Владимир Пархоменко восемь лет служил настоятелем храма в честь Преображения Господня в селе Пристанном Саратовского района, потом был назначен настоятелем Христорождественского храма в Саратове, а теперь вернулся в сельскую местность, точнее, в село Усть-Курдюм, в строящийся Вознесенско-Пантелеимоновский храм. Старинные волжские села, в которых отцу Владимиру приходится служить, сейчас просто съедаются городом, превращаясь в зону престижной коттеджной застройки.

Когда Вы приехали в Пристанное, перед Вами тоже стояла проблема - войти в сельскую среду, найти общий язык с людьми?

Проблемы такого рода возникают у священников, которые не живут на месте, у приезжающих. У того, кто живет одной жизнью со своими прихожанами, такой проблемы - найти общий язык, стать своим как правило, нет. Ведь у любого человека в сознании есть такие понятия - «наш» и «не наш». Наш председатель, наш завклубом, наш директор. Священник должен быть тоже - наш. Люди должны знать, что он ходит в тот же сельский магазин, что его дети на том же автобусе в школу ездят. Пока священник не живет на месте, это «наш» тяжело формируется в сознании прихожан. Формируется, конечно, но медленно. И у отца Дорофея, хоть он и не жил в Багаевке, это получилось в конце концов, и его там все полюбили. Но на это ушло больше времени.

- Для сельского жителя священник ближе, чем для горожанина?

В городе частная жизнь священника все же скрыта от прихожан, а в деревне все на виду. Как священник ведет себя в быту, как живет его семья, как он детей воспитывает - все это люди видят. Но даже если они относятся к священнику с уважением, с симпатией, любят с ним общаться, это еще не означает воцерковления и сплочения в церковной общине. Пристанские мужики с удовольствием обсуждали со мной хитрости рыбной ловли (там многие выживают рыбалкой), но завлечь этих рыбаков в храм мне было очень тяжело. Они уважают веру и образ жизни священника, но сами духовной жизнью не живут. Уровень принятия священника сельским обществом еще не говорит об уровне церковной жизни.

Но ведь Вам удавалось каким-то образом повышать этот уровень, приводить людей в храм? Что здесь зависит от священника?

За уши в храм никого не затянешь. Когда вникаешь в сельскую жизнь, видишь, что вера-то у людей есть. Они не отождествляют себя ни с атеистами, ни с людьми других конфессий, они знают о себе, что они православные. Но вместе с этим у них есть масса отговорок, поводов не ходить в храм или же стереотипов. Людям представляется, что Церковь - это что-то далекое, закрытое, отдельное от их жизни; мужчинам кажется, что ходить в Церковь прилично только женщинам: «Бабы пусть ходят, а у нас поважнее дела есть». Молодым кажется, что церковь - это «для бабушек», а они «еще успеют». Многое зависит от способности священника разрушить эти стереотипы. Если барьер будет сломан, это сразу облегчит задачу священника: люди придут в храм, и дальше уже сама церковная жизнь сделает свое дело.

От священника зависит многое, но не всё. Сельская приходская жизнь действительно очень отличается от городской. Городские приходы пополняются прихожанами всех категорий, в любом городском приходе есть и костяк, и люди, которые вокруг него. В селе же все едино. И притом село от села может очень сильно отличаться. Это заставляет вспомнить Евангелие (см.: Лк. 9 , 5; Мк. 6 , 11) и Деяния святых апостолов: воздвигли гонение на Павла и Варнаву и изгнали их из своих пределов. Они же, отрясши на них прах от ног своих, пошли в Иконию (Деян. 13 , 50−51). Как и предупреждал Спаситель, в одном селе апостолов примут, а в другом не примут, и надо уходить, отрясая прах с ног. В городских храмах вы этого не заметите, а в глубинке заметите разницу между принимающим и непринимающим селом. Есть села, где активный костяк, хороший приход, где священник востребован так, что его просто опустошают. А есть села, где очень трудно что-то организовать. Мне как благочинному эта разница была хорошо заметна в свое время.

- Почему же так?

Понять причину можно, если помнить, что яблоко от яблони недалеко падает. Неотзывчивость иного современного села - наследие бездуховной жизни предков. Я происхожу с Дона, там жили мои бабушка и дедушка, и я с детства знал, что есть села и станицы - строгих нравов, а есть такие, к которым все с презрением относятся: считается, что там живут одни бездельники, или воры, или блудники. Деревня - это очень замкнутая среда. В ней люди живут вместе - даже вынужденно: может быть, я не хотел бы с этим человеком общаться, но если у меня случится пожар, мне нужна будет его помощь. Однако это общение не всегда служит благочестию. Если в селе возобладала в какой-то момент традиция неблагочестивой жизни, если нашлась «паршивая овца», то это будет гораздо болезненнее, чем в городе. В городе все растворяется. А в селе подтверждается, что с преподобным пре подобен будеши, и с мужем неповинным неповинен будеши, и со избранным избран будеши, и со строптивым развратишися (Пс. 17 , 25−26). Праведнику тяжело жить в обществе, лишенном христианской нравственности, поэтому в «тяжелых» деревнях праведники не задерживаются.

- Но если возникла приходская община, то люди в ней вместе, и все-таки не вынужденно. Вы наблюдали какой-то позитивный процесс сближения, сплочения людей?

То, что люди вместе, - сказывается и на приходской жизни: возникшая между соседями ссора сразу перекидывается и на приходскую жизнь тоже. Здесь многое зависит от участия священника в жизни прихода, от его присутствия в любой ситуации. Если у него есть авторитет, если он действительно возглавляет общину, то она будет единой. Если нет, будет разброд. Если голова есть, то и тело едино.

У Вас уже достаточно большой опыт. Вы можете сказать, что Вам удалось что-то сделать? Сломать стереотип, сплотить приход, помочь многим? Вам везло на села, коль скоро они бывают разные?

Не люблю таких вопросов, они отдают советской отчетностью. Пусть Господь судит о том, что мне удалось, а что нет. А повезло мне в том, что я священник. Этого достаточно.

Поставим вопрос иначе: каким должен быть сельский священник, чтобы у него получилось это - изменить ситуацию к лучшему, привнести в деревенскую жизнь свет жизни подлинной, духовной?

Жизнь человека вообще зависит от того, насколько присутствует в ней духовное начало. Священник по определению должен быть человеком, который организует всех вокруг себя, созидает. А для того чтобы у него получалось, нужно, чтобы он не жил сиюминутными целями и собственными интересами. Он должен жить Небом и своей жизнью должен других людей возвышать и вдохновлять. У меня были знакомые священники, которые рвались из села в город, а в городе просто погибли как священники. И других священников знаю - которые сами, добровольно в деревню уехали. Один мой знакомый служил в глухом селе, в Мордовии. Так у них там режим жизни был такой: зимним утром просыпались и смотрели, над каждой ли трубой дым. Если дыма над трубой нет, все бежали туда. Потому что это означало: с хозяином что-то неладно. А если человек печь затопить вовремя не смог - это может смертью кончиться. Такое вот общее выживание в трудных условиях.

Человек верующий, а уж тем паче священнослужитель, не должен ставить во главу угла мирские цели: где служить, где жить, это все вторичные вопросы. А если это ставить во главу угла, тогда точно не получится ничего.

- Вы согласны, что в селе сегодня царят уныние, безнадежность, ощущение тупика?

Село как тупик, как безнадежная обочина жизни - это мировоззренческая позиция. Я с ней сталкивался. Задача сельского священника - поменять это сознание, потому что верующий человек не может так рассуждать. Такое рассуждение - наследство советского менталитета, отрыжка советского мировоззрения. Советский человек зависим от внешних условий, ему кто-то должен обеспечить хорошую жизнь, гарантировать будущее, решить все проблемы, а если не сделали и не решили, то беда. На что эту позицию необходимо поменять? На позицию верующего человека, который знает, что есть промысл Божий, что ничего случайного не бывает, что не просто так мы приходим в этот мир. И ответственность за свою ситуацию мы должны взять на себя.

Что Вы ответите человеку, который придет к Вам с нецерковным, недуховным, казалось бы, вопросом: «Батюшка, как мы завтра жить будем?».

Постараюсь ему мозги развернуть, если только это возможно. Скажу: как вы будете жить, так все и будет. Будете пить и всех, кроме себя, ругать - помину от вас не останется, сопьетесь, умрете, и на эту землю придут другие люди. И город, и село стоят праведниками. Не будет праведников среди вас - исчезнете.

Мирские вопросы священнику задают нередко. Его задача - дать человеку, задавшему вопрос, духовную шкалу ситуации. У человека в голове экономические, политические причины, а священник должен ему показать, что за всеми этими причинами стоит главная причина - духовная. Именно она - в основе любого нашего несчастья. За благочестие человека благословляется земля и все труды на ней, за нечестие все отнимается. У соловецких и валаамских монахов на каменных скалах росли фруктовые сады - без всяких особых технологий. Когда у священника получается это человеку сказать, человек оживает, начинает как-то развиваться. Если не получается, человек остается духовно мертвым.

Мы как-то ехали по сельской дороге с одним моим знакомым, бывшим моряком и бывшим председателем колхоза, который к вере очень серьезно пришел. Едем, видим все эти разрушенные фермы, и я - больше по привычке - говорю: вот, все развалилось. А он говорит: как же ему не развалиться, строили-то с матом-перематом, без Бога. Очень важно, чтобы люди, которые советские времена сегодня вспоминают с ностальгией, именно это поняли. Не потому все развалилось и село оказалось в такой печальной ситуации, что пришла какая-то плохая власть, а потому, что строили без Бога. Только поняв это, можно новую жизнь начать.

Журнал «Православие и современность» № 24

- Отец Дорофей, искушение, насколько я понимаю, – это некое испытание, что-то вроде трудного экзамена. Верно?

Словом «искушение» обозначаются два понятия. Во-первых, в обычном житейском смысле это тяжелые и неприятные жизненные ситуации, случающиеся с человеком по Промыслу Божию. Сюда относятся болезни, материальная нужда, обиды и несправедливости от людей. Их еще называют «скорби». Во-вторых, в самом главном, духовном, смысле искушением называется состояние души, когда близка опасность впасть в грех, нарушив Божественные заповеди. В христианстве слово «искушение» не носит негативного оттенка. Хотя в духовной жизни грех - самый главный наш враг (есть даже такая присказка, что христианин ничего не должен бояться, кроме Бога и греха), но без искушений был бы невозможен духовный рост человека, то есть искушение - это испытание, пройдя которое христианин становится более опытным, сильным, закаленным.

Вы сказали, что искушения попускаются Богом. А у верующих бытует мнение, что их устраивают совсем другие силы…

Господь посылает нам все: и радости, и горести. Но не в том смысле, что Он играет с нами, экспериментирует, а в том, что Господь попускает злу действовать относительно свободно, чтобы проявилась свободная же воля человека к добру. Зло - это то, от чего человек должен оттолкнуться, чтобы прилепиться к добру. Мы говорим, что христианин должен бегать от греха. В этом смысле искушения - это инструмент в руках Бога, посредством которого Господь делает души более совершенными и пригодными для спасения.

- Избежать искушений невозможно?

Они неизбежны для каждого человека, пока он жив, причем их сила возрастает по мере духовного роста человека. Чем выше поднимается человек по пути духовной жизни, тем более сильным подвергается искушениям. Наивысшим искушением в истории было, когда Сам Господь в пустыне был искушаем от диавола (Мф. 4, 7–11).

Первое искушение произошло с Адамом и Евой, когда Бог дал им заповедь не есть плод от древа добра и зла. Создатель установил правила, потому что без них духовный рост невозможен. Запрет - это начальная точка, из которой начинает расти прекрасный кристалл нравственной личности. Человек создан со свободной волей, но, если не научится ее сдерживать, превратится в животное. Если провести аналогию с компьютерными играми, перенося искушения, мы проходим пошаговую стратегию, от легкого уровня к более сложному, преодолевая препятствия, иногда неся потери, порой проигрывая в схватке, но обретая опыт, который позволит выиграть в следующей битве. Другого пути нет, если мы хотим быть нравственными людьми.

Конечно, можно вообще не думать о нравственности, духовном росте. Тогда не будет искушений, все будет дозволено, и «личность раскроется во всей своей полноте», как сегодня модно говорить. Но когда это произойдет, окружающие поймут, что имеют дело со зверем.

Испытание на верность

Как человеку, который не связан с Церковью, не знаком с тонкостями христианской жизни, понять, что является искушением, а что таковым не является?

Не будем делить людей на церковных и нецерковных. Искушение - не сугубо христианский термин для какой-то касты посвященных. Раз уж мы договорились, что борьба с искушением - источник нравственного роста человека, неважно, к какой религии он принадлежит и религиозен ли в принципе. Если человек оказывается в ситуации нравственного выбора в пользу добра или зла - это искушение. И человек будет проходить через данное испытание в любом случае, осознавая его духовный смысл или не осознавая. В совести Творцом изначально заложены критерии добра и зла. Когда человек сталкивается с искушением и не знает, что это такое, он посылает информационный запрос к своей совести, и она ему говорит, как поступить. В этом смысле любое событие, даже самое незначительное, если оно сопряжено с нравственным выбором, является искушением.

В искушениях человек испытывается: как поведет себя, что скажет, останется ли верен евангельскому образу жизни или ожесточится, перевесит ли в нем любовь к ближним или верх возьмет самолюбие. Каждый из нас в искушениях имеет возможность убедиться, чего он стоит на самом деле.

- А на практике это в чем может выражаться? Давайте приведем примеры.

Самое распространенное мысленное искушение - беспокойство за свое существование и за обеспечение себя и своих ближних всем необходимым для жизни, сожаления о каких-либо упущенных возможностях или ошибках при достижении материальных благ, зависти к чужому преуспеянию, недовольство своим материальным положением. Пораженная этим искушением душа часто впадает в бестолковую суету.

Другой вид мысленных искушений - боязнь воображаемых опасностей и предвидение возможности различных несчастий. Душа полна беспокойства и тревоги. Кажется, что все опасения сбываются, человек уже переживает в мыслях несчастья и мучается понапрасну.

Сожаления тоже могут быть искушением. «Как жаль, что так получилось», - думаем мы, расстраивая себя бесплодными сожалениями, и грешим против надежды на Промысел Божий о нас.

Самоукорение имеет смысл только тогда, когда мы укоряем себя в грехе. В житейских же делах оно вредно, так как рождает уныние и поэтому на руку нашему врагу. Даже если мы ошиблись, это случилось не без Промысла Божия. Чаще всего жизненные неудачи обличают нас в том, что мы в делах надеемся на себя, а не на помощь Божию.

Часто искушения нападают, когда человек совершает какое-то доброе дело. Враг в этих случаях более, чем обычно, злобится на нас и старается свести на нет результаты нашего усилия, испортив его каким-нибудь проступком. Например, оказав милость ближнему, мы можем пожалеть об отданных деньгах. Или, тщеславясь, расскажем кому-то о совершенном благодеянии. В другом случае испортим хорошее дело одновременным осуждением ближнего.

Одним из наиболее тяжелых искушений является искушение против любви - вражда или неприязнь к близким людям. На сердце искушаемого словно камень лежит, в голове непрестанно крутятся мысли о неприятном человеке, вспоминаются ссоры, укоры, обидные слова, несправедливые обвинения. Человек накручивает себя все больше и больше, душа полна горечи, раздражения, досады, обиды, и это признак, что лукавый властно господствует над нею, то есть во всех случаях, когда на сердце нет любви, радости, мира, значит, человек либо совершил грех, либо находится в искушении против любви.

Избегая самонадеянности

- В молитве «Отче наш» есть прошение: «И не введи нас во искушение». Почему Сам Господь учил просить не вводить нас в искушения, если без них все равно не обойтись? О чем конкретно мы просим в этой молитве?

Нужно понимать, что искушение –– это экзамен, который мы можем и не сдать. По сути, мы просим Творца минимизировать количество бед, которое на нас находит, потому что не уверены, что справимся с ними. С одной стороны, христиане - воины на духовном поле, но с другой - мы в своих силах не уверены, поэтому просим Бога, чтобы война зла против нас была менее интенсивна. Христианин не должен думать о себе, что он в духовной борьбе этакий крутой спецназовец, ему ничего не страшно, он может вступить в любую схватку со злом. Победить зло сам человек не в состоянии, он может лишь присоединиться к Христовой победе.

То есть для христианина вера в свои силы, даже когда речь идет о противостоянии греху, - это самонадеянность?

– Для любого человека самонадеянность - самое опасное заблуждение. Нужно различать рассудительность, способность трезво оценивать свои силы, взвешивать свои слова и поступки и самонадеянность, то есть нежелание просить помощи у Бога. Когда человек живет без Бога, надеясь только на себя, искушения наваливаются на него одно за другим и побеждают его. Даже если по мирским представлениям человек кажется победителем, достиг всего, чего только можно, наступит час, и за ним придет смерть, которой он уже ничего не сможет противопоставить.

- Когда человек приходит в Церковь, Господь словно авансом осыпает его духовными радостями. Но пора церковного детства проходит быстро, и начинаются искушения. Почему так?

Это говорит о том, что человек окреп и готов приступить к духовному учению. Нужно поблагодарить Господа за «оказанное доверие» и мужественно принимать все, что нам посылается. Не нужно относиться к искушениям, как к шишкам, которые валятся с утра до ночи на нашу голову. Это признак особого попечения Господа о нас. А если искушения приходятся на большие церковные праздники, можно сказать, что нам оказывается честь. Значит, угодили мы Господу и одновременно сильно разозлили врага. Но нужно помнить: если бы Господь не знал, что это искушение пойдет нам на пользу, Он бы его не попустил.

Весь аскетический опыт христианской жизни говорит о том, что в духовной жизни не может быть мелочей, и это в равной степени относится как внешнему виду христианина, так и к его поведению на людях.

Об этом на страницах официального епархиального сайта Саратовской митрополии «Православие и современность» заявил настоятель храма Преображения Господня поселка Соколовый Саратовского района иеромонах Дорофей (Баранов), отвечая на распространённый «женский вопрос» о ношении короткой юбки или штанов.

«После прочтения пособия «В помощь кающемуся», со списком грехов, у меня возникло недоумение. Женщине надлежит каяться в ношении короткой юбки. То есть, по сути, в том, что некто соблазнился, глядя на юбку прохожей, и виноватой считается прохожая. Предлагается взять на себя ответственность, признать вину и просить прощения за чьи-то страсти. Почему Церковь не учит мужчин контролировать свои инстинкты и рефлексы? После прочтения данной книжицы я лично не нашла в себе искреннего раскаяния, увы. Ввиду чего не иду на исповедь», – задала свой вопрос одна из читательниц портала.

«В таком случае, вам очень нужно поискать раскаяния в собственном сердце, без опоры на книжку «В помощь кающемуся», – начал свой ответ отец Дорофей. – Нехорошо оставлять себя без исповеди из-за одного лишь смущения от не самой обязательной для христианина литературы. Возможно, некоторые сформулированные там грехи не трогают Вас, кажутся чужими и сердце никак не откликается покаянием, а, наоборот, Вы приходите в раздражение от того, что Вас как бы понуждают каяться в том, чего Вы не пережили и не ощущаете как грех.

А если говорить по существу вопроса, то немного странно, что Вы пропустили очень известную христианам евангельские строки: «Горе тому человеку, через которого соблазн приходит» (Мф. 18, 7). Этими словами Господа должно исчерпаться выраженное Вами недоумение. Соблазн всегда остается таковым, даже если мы не разделяем общепринятых взглядов на конкретное его выражение. Думаю, никто не будет спорить, что неприкрытое одеждой женское тело – источник соблазна. Над этим можно смеяться, можно сколько угодно говорить о том, что это мужчинам нужно бороться со своей похотью, что современная жизнь диктует другие правила и прочее, и прочее, – все это не имеет отношения к простому факту – существует культурное табу на чрезмерное обнажение женского тела.

Речь здесь не идет о чьей-либо вине. А всего лишь о том, чтобы не пренебрегать опытом всей бывшей до нас человеческой цивилизации, которая нас определенным образом одела, и научила выстраивать с противоположным полом определенные отношения. Для христианской цивилизации, к которой мы с вами принадлежим, отношение к противоположному полу – это не столько система табу, сколько правила безопасной духовной жизни. Нам не победить ни свою греховную природу, ни природу другого человека (например, нами соблазняющегося), если будем игнорировать накопленный аскетический христианский опыт. Христиане просто обязаны явить миру пример предельно точного исполнения этих правил. Опять же скажем, можно над этим потешаться, можно говорить о том, что и без платка, и в штанах женщина может быть первоклассной христианкой. Но это не так. И как это часто бывает в христианстве, само исполнение этих правил христианской жизни вскоре сообщит исполнителю об их необходимости и важности».

Гастрономические ограничения как способ узнать себя и угодить Богу

Продолжаем беседы со священнослужителями о том, как правильно провести Великий пост. Почему только телесный пост может открыть ворота в духовный мир человека? Как определить для себя меру воздержания? Допустимо ли радоваться в великопостное время, и откуда эта радость берется? На эти вопросы отвечает иеромонах Дорофей (Баранов).

Мера рассуждения

Отец Дорофей, кто должен определять меру поста? Может ли человек решить это самостоятельно или необходимо советоваться со священником?

Мера и качество поста зависят от многих причин, и для каждого человека на разных этапах его жизни они будут индивидуальны. Когда я впервые в жизни, еще не приходя в храм, почему-то решил провести Великий пост, то употреблял исключительно макароны с кабачковой икрой и даже не задумывался о том, строго это или нестрого, поэтому у юного будет одна мера, у человека среднего возраста - другая, поскольку добавляются разные болячки. Для пожилых людей пост вообще минимален. Каждый должен прежде всего решить: для чего он постится? Просто хочет испытать себя? Или он желает прожить этот этап вместе с Церковью? Тогда стоит подойти к священнику, испросить благословения на пост. А священник, глядя на возраст, пол человека, при трехминутном разговоре выяснит, какой пост будет наиболее полезен, и даст конкретные рекомендации.

Если человек не в состоянии полностью отказаться от пищи в первые дни Великого поста, считается ли это грехом?

Современному человеку, живущему в миру, полное воздержание от пищи противопоказано. Даже не столько по причинам медицинского характера, сколько по духовным. Дело в том, что, когда человек начинает поститься, у него высвобождаются духовные силы. Духовный мир имеет два полюса - положительный и отрицательный, и неизвестно, к какому из них человек приклонится: к положительному, к Богу, или к отрицательному, к духам злобы, поэтому часто бывает, что человек, взяв на себя чрезмерный себя подвиг, получает обратный эффект. Вместо душевного мира, любви, простоты, христианской возвышенности духа он становится резким, раздражительным, грубым, злобным. Такое состояние - признак неправильной духовной жизни. Особенно часто отрицательные перемены в человеке постящемся происходят, если он забывает о духовной стороне поста: домашней молитве, посещении богослужений, исповеди, причащении. Такого человека можно сравнить с солдатом на войне, который выскочил безоружным из окопа и тут же был убит.

Отказаться от глянца

А как быть тем, кому по состоянию здоровья или в силу возраста поститься нельзя? Получается, такой важный этап жизни христианина проходит мимо?

Церковный устав освобождает болящих и беременных от телесного поста, поскольку их тело и так утруждается необычным состоянием, но они могут вести душевный пост. Ограничивать доступ излишней информации: не включать телевизор, компьютер с целью развлечения, не читать светских журналов и книг. В общем, отказаться от того, без чего, как нам кажется, мы вообще жить не можем! А на самом деле, если мы хотя бы частично удалим это из повседневности, наша жизнь качественно изменится.

- И что происходит с человеком, который оказался в информационном вакууме?

У него обнаруживаются сначала душевные запросы, а потом и духовные.

Простой пример: съев на ужин килограмм пельменей, не станешь читать Достоевского, скорее завалишься на диван с глянцевым журналом. А вот человек, который проведет недельку на кашах, вдруг обнаружит, что у него в душе происходит что-то необычное, и он захочет понять, что именно. Тогда человек открывает Достоевского, проникается жалостью к героям, а потом и к самому себе. А правильная жалость к себе, то есть ощущение, что упускаешь что-то важное в жизни, - это путь к следующему этапу, духовному. И тогда он ставит Достоевского на полочку и берет Евангелие. И утоляет уже духовный голод. Совершенно очевидно, что прийти в состояние духовного голода через телевизор невозможно, поэтому чуткие к себе люди давно уже этого зверя дома не держат.

Место удовольствия

Если суть поста не в отрицании определенных типов пищи, а в созидании души, то почему все же без воздержания в пище этого состояния достичь невозможно?

Мы состоим из тела, души и духа, поэтому, когда идет воздействие на тело, оно отражается на душевной, а затем и на духовной природе человека, то есть заставить работать духовную часть человеческой природы можно, только как-то утеснив телесную. Не нужно обольщаться, что можно прожить жизнь предельно комфортно и в то же время стать нравственным человеком. Опыт страдания, даже минимального, необходим человеку, как прививки необходимы, чтобы не умереть от тяжелых инфекционных болезней.

Смущает такой момент: гурманство, чревоугодие считаются грехом, но дело в том, что во время поста вкусовые рецепторы обостряются настолько, что обычная каша на воде кажется невероятно вкусной, и получается, что невозможно принимать пищу и не получать от нее удовольствие.

А христианство не запрещает человеку удовольствия. Все просто: ешь, но не объедайся, пей, но не напивайся. Наше тело создано Богом с определенной целью: чтобы уже здесь, на земле, хотя бы в одной триллионной мы могли вкусить той радости, которую Бог приготовил нам в вечности. Считайте, что такие сильные ощущения - это награда за то, что поститесь. Но необходимо соблюдать осторожность. Человек должен быть готов к тому, что любое удовольствие будет пытаться им овладеть, то есть занять первое место. Первое место должно быть за Богом, поскольку Он - Творец. Если удовольствие в человеке занимает первое место, оно разрушает его природу, поэтому очень быстро вместо чувства радости и благодарности человек испытывает разочарование. Мы живем в мире иерархическом, а правильно выстроенная иерархия - основа безопасности жизни. Если во главе Бог, то и все остальное на своих местах. Если место Бога занимают еда, деньги, другой человек, искусство, вещи, удовольствия - это нарушение фундаментального закона мироздания, которое приводит к разрушению человека как его части.

Не в оливках дело!

- Однажды во время Великого поста в магазине я оказалась в очереди за священником, который покупал оливки. В голове возникла мысль: «Значит, оливки можно?». Мне сразу стало стыдно за то, что я словно заглянула в чужую тарелку. А еще грустно, потому что обнаружила, что пост так и рассматриваю в категории «можно или нельзя». Как избавиться от этого восприятия?

По мере приобретения христианского мировоззрения перед человеком открываются все более прекрасные картины духовной жизни и все более проявляется несоответствие своего внутреннего мира той красоте, которую хочет дать нам Бог. И вот, когда ты видишь свой маленький, такой убогий, серенький, внутренний мир, ты приходишь в такое состояние, когда в принципе ничего, кроме собственной нищеты духовной, не волнует. Не смотришь по сторонам, не замечаешь мнимых или реальных грехов других людей, потому что приходит четкое понимание: это я погибаю, а не они! Поэтому можно только пожелать испытать это состояние, чтобы не смущаться в магазине.

Считается, что пост надо проводить в покаянии. В этот период люди более часто ходят на службы, исповедуются, начинают видеть свои грехи более четко, но при этом покаянное состояние души почему-то сопровождается радостным.

Так и должно быть. Покаяние - это узнавание истинного себя, оно сопровождается очень сложными переживаниями. Одновременно могут быть грусть, даже отчаяние, ужас от того, что мы в себе разглядели, и в то же время радость, что познали, чем можно заполнить эту раскрывшуюся бездну. А заполнить ее может только Бог. Это горестно-радостное состояние больше ни при каких обстоятельствах нельзя испытать, кроме как находясь в христианском покаянии. Оно является одновременно и наградой, и наказанием. Я вспоминаю свою первую исповедь. Покаялся в юношеских грехах, даже всплакнул, а батюшка, прочитав надо мной разрешительную молитву, сказал: «Ну, теперь домой как на крыльях полетишь». Эта художественная формулировка меня тогда сильно удивила. Но я вышел из храма - и полетел на крыльях! Можно так летать только, когда слышишь ответ от Бога. Ты протягиваешь руку в незнакомый духовный мир и... вдруг чувствуешь рукопожатие. Это ни с чем не сравнимое чувство ставит человека на такую высоту радости, с какой не сравнится ничто земное, поэтому ощущение радости во время поста - очень хорошее чувство, но только в том случае, если его источником являются предыдущие скорбь и покаяние.

Газета «Саратовская панорама» № 10 (938)