"Мой отец считал, что обязательно надо служить. Я говорил ему тогда: «Пап, а если в Афганистан?» «Грибоедов там служил, и тебе не зазорно» - был его ответ.

В Афган я не попал чудом. До армии я проходил парашютную подготовку в ДОСААФе. Вся наша группа призывалась одновременно. Приехали на место сбора. Сели в автобус. Подошёл офицер, посчитал. Нас - 36, а нужно - 35. «Бородин - выходи». Моя фамилия была в списке первой, на «а» никого не было. Потом по переписке я узнал, что все попали в учебку в Фергане, а потом - в Афганистан. Меня Господь сберег. Ведь даже если бы даже вернулся, но кого-то убил, не смог бы священником стать по канонам.

Я считаю, что надо служить, если ребенок здоров. В армии происходит резкое взросление. Юноше приходится учиться брать на себя ответственность, принимать решения. Самим же родителям с таким сыном будет спокойнее и надежнее входить в старость. Если что-то не так со здоровьем, то только тогда надо спасать от армии. Дедовщина? Когда я служил, дедовщина была - жуткая. Конечно, отдавать ребенка в армию страшно и тогда, и теперь. Молиться надо. Мой старший сейчас служит. Молимся всей семьей.

И в армии, и в последних классах школы мне, как верующему человеку, приходилось держать глухую оборону. В 9–10 классе я уже четко понимал, что я - другой и живу по другим законам, есть вещи, которых я делать не буду. Служил в ВДВ, сержант. Я был единственным верующим в роте, мне приходилось обороняться. «Вычислили» меня в столовой, поняли, что я постом не ем масла, отдаю его кому-то.

Потом у меня нашли Евангелие. Был 1987 год. Тогда моя мама работала в крестильне Елоховского собора , и священники, которым самим было нельзя, просили ее проводить хотя бы краткую катехизацию, хоть 40 минут поговорить о вере. Но что за исповедь без Евангелия? И мама по ночам переписала Книгу несколько раз. Давала читать на время с возвратом. Эти рукописные, как в древности, тексты прочло множество людей. А потом по благословению о. Кирилла Павлова мама стала изготовителем и распространителем духовной литературы.

Переплетенные ксерокопии в простой обложке - святитель Игнатий Брянчанинов, письма Амвросия Оптинского и другие книги. Люди, попадавшие в наш дом через знакомых, втайне и с опаской брали их в руки, затаив дыхание, и уносили, как великое сокровище. Улица Черняховского, дом 15 - для многих нынешних архиереев, архимандритов и протоиереев их богословские библиотеки начались там. Такое рукописное Евангелие мама передала мне в армию.

Ротный находил у меня Евангелие, отнимал, запирал у себя в сейфе, чтобы вернуть книгу, я вскрывал его сейф. «Праведное» воровство! Ротный валил меня на пол, вставал коленом мне на грудь: «Это ты забрал книжечку?» я отвечал: «Она моя, товарищ капитан!» Когда к концу срока появилась какая-то свобода, я уходил в лесок, помолиться.

Кстати, когда я поступал в семинарию, узнал, что у тех, кто не служил в армии, не брали документы. Когда в воздухе стало носиться, что скоро Церкви будут возвращать храмы, набор в семинарию увеличился. На нашей параллели было четыре класса, и был всего один абитуриент, не отслуживший в армии. Во-первых, становиться священником в 22 года - это не только большая ответственность, но и риск. Во-вторых, как ты можешь послужить небесному Отечеству, если не послужил земному?

Раньше считалось, что если ты не служил в армии - значит у тебя что-то не в порядке с совестью или с головой. Потом, служба в армии, это, конечно вопрос дисциплины и взросления. Я считаю, что армия обязательно нужна."

Недавно мне рассказали очень горькую и злую шутку, но, к сожалению, очень точную. Мужчина должен родить сына, посадить дерево и построить дом, но современному мужчине совершенно все равно, кто будет убирать дом, поливать дерево и воспитывать его сына.

И если мы оглянемся по сторонам, то много ли увидим семей, где отец готов сжать зубы и сказать: ну да, у моей жены непростой характер, но я не уйду?..

Почему муж уходит? Потому что весь мир крутится вокруг него. Ему плохо – значит, нужно поменять мир. Поменяет: будет вокруг него новая жена крутиться, новые какие-то обстоятельства… Человек не может понять, что это он должен крутиться вокруг жены и ребенка. Он не готов служить, отдавать себя. Такой человек обречен быть несчастным.

+++
Миллионы мужчин уходят и оставляют миллионы женщин со своими детьми. Считают, что это нормально, когда они платят алименты и иногда навещают ребенка: раз в неделю, два раза в неделю, раз в месяц.

Когда ты пытаешься им сказать о том, что такая ситуация – ненормальна, страшна, особенно для ребенка, они возражают: «Да, нет, все нормально. С женой спокойно разошлись. Она довольна и ребенок счастлив». А ребенок просто не понимает, как бы было ему хорошо, если бы папа был рядом. Поэтому он и счастлив, когда папа приходит и ведет его в «Макдональдс».

Но, самое страшное, конечно, во всей этой ситуации – это то, что в каком-то своем глубинном смысле ребенок родным отцом принесен в жертву своим страстям.

Мне вспоминается рассказ одной нашей прихожанки. Ее дочку бросил муж, когда та родила ребенка. Бросил и пропал, как это сейчас часто бывает. Дочка была в таком тяжелом состоянии, что у нее не было сил подавать в суд, чтобы ей платили алименты. Чему отец ребенка был рад.

Знает, что у него есть ребенок, но ему это не интересно. И вот эта женщина, бабушка, рассказывала, что ребенок, когда жил у нее на даче, уже будучи подростком, днем куда-то убегал.

Она решила проследить, куда это он там на два-три часа убегает после каждого завтрака. Она пошла за ним и увидела, как ребенок выходит в поле и кричит: «Папа, папа!». Кричал, потом вытирал слезы и возвращался домой.

И вот мне подумалось: а ведь где-то есть этот отец-безумец, который не хочет знать о том, что есть человек, который готов его любить. Отец потерял не просто объект траты денег в этой ситуации. Он потерял того, кто был готов его любить.

И в каждом аборте, в каждом оставленном с женой ребенке каждый мужчина теряет самую большую драгоценность на земле. Потому, что на земле самая большая драгоценность – это люди, которые тебя любят. Их нельзя купить, их нельзя ничем заменить и их не так много у каждого из нас.

И вот ради комфорта, ради того, чтобы продолжать жить по страстям, человек берет и отталкивает от себя, втаптывает в грязь, просто выкидывает из своей жизни такое удивительное сокровище.

Протоиерей Федор Бородин

Разговоры об инфантильности и безответственности современных мужчин давно уже стали общим местом. И формируется это качество именно в семье. На что надо обращать внимание родителям, чтобы их мальчики не росли инфантильными? С этим вопросом мы обратились к протоиерею Федору Бородину, настоятелю храма святых Косьмы и Дамиана на Маросейке, отцу шестерых сыновей (старшему 20 лет, младшему 2 года).

У современного мужчины вообще очень сильно разрушена волевая составляющая личности. Для мужчины важно умение принимать решение и добиваться его реализации в жизни, и это умение иногда бывает полностью атрофировано. И связано это во многом с ошибками в воспитании. Выражается это в том, что родители совершенно задавили волю своего сына, решая за него абсолютно всё: как он будет одет, куда он пойдет. В конце концов, это выражается в полной атрофии воли у ребенка и неумении принимать самостоятельные решения

А задача в воспитании мальчика должна стоять такая: надо воспитывать в своих сыновьях умение видеть проблему, формулировать ее, решать ее и нести ответственность за решение. Надо растить ребенка, способного жить самостоятельно и принимать правильные решения. При этом постараться, чтобы он, учась, сделал бы как можно меньше ошибок. И это предполагает, что родители сами уважают его решение, и находятся рядом, чтобы поддержать, разобрать результаты, чтобы в дальнейшем их сын сам научился это делать.

То есть если родители хотят, чтобы мальчик учился принимать решения и реализовывать их, то надо давать ему все больше пространства для его собственных решений и его собственной ответственности. Если мать хочет, чтобы дочь научилась мыть посуду, то надо давать ей посуду, несмотря на то, что у мамы получается лучше. Так же и здесь: не надо бояться самостоятельности мальчика, надо ее поддерживать.

Конечно, для того, чтобы мальчик рос мужественным, просто необходим спорт. Занятия спортом воспитывают целый спектр мужских качеств. Мы живем в агрессивном времени, и надо напоминать мальчику, что в обязанности мужчины входит защита своей семьи. Если на улице какой-то отморозок будет приставать к твоей жене или ребенку, то как ты будешь их защищать, если ты в детстве ленился, сидел в компьютере и не готовился к тому, чтобы стать отцом и мужем.

Мои старшие сыновья занимаются самбо, и я вижу хорошие результаты, вижу, как это важно для формирования мужского характера, поэтому и другим родителям советую. Причем предпочтение в выборе вида спорта надо отдавать не ударным стилям борьбы, которые направлены на причинение боли противнику и воспитывают агрессию, а защите. И лучше тут самбо или классическая борьба, вольная борьба.

Любой спорт - это большой труд. Например, в самбо необходимо умение терпеть боль, принимать поражение, смиряться с тем, что ты не все можешь, преодолевать свои недостатки, воспитывать волю в борьбе. Это и в духовной жизни очень важно. Любой святой, которого вы ни возьмите, это человек, который вел успешную внутреннюю борьбу. Мальчик учится этой борьбе на уроках самбо очень хорошо.

Если мальчику по состоянию здоровья нельзя заниматься борьбой, можно отдать его хотя бы в секцию настольного тенниса или бадминтона, подобрать то, что будет по силам. У современного ребенка остро стоит проблема неумения жить в коллективе. Раньше существовали дворовые игры, человек понимал, что важна сама игра, а не только выигрыш. А сейчас мальчики, если пропускают гол, то часто начинают реветь, потому что они не умеют проигрывать. И в любом случае, чтобы чего-то достичь, нужен огромный труд. Любой спорт, даже если это не конкретно мужской вид спорта, воспитывает человека-труженика. А современному мужчине необходимо умение трудиться.

И еще один важный момент: детей (и мальчиков и девочек, но мальчиков - особенно) нужно учить быть ответственными. Мой совет: конкретно распределить и дать ребенку отдельную (или две-три, в зависимости от возраста и других обстоятельств) обязанности. Например, ты отвечаешь за то, чтобы было накрыто на стол и убрано, ты подметаешь пол на кухне, а ты в коридоре. То есть помимо таких очевидный вещей, как застелить свою кровать, должно быть еще и поле деятельности, маленький кусочек, который делает только этот ребенок для всей семьи. И выполнение этих обязанностей родители требуют от него постоянно, тогда и вырабатывается механизм ответственности. Если ребенок в течение полутора лет регулярно выполняет какое-то задание, например, убирает со стола после обеда, то он уже потом не может выйти из-за стола, чтобы не убрать. И когда он вырастет, этот механизм ответственности, заведенный в его душе, это умение развернется на любую сферу деятельности, которую ему поручит Господь.

Некоторые родители считают, что мальчику вредно, когда его обнимают и целуют. Но в младшем возрасте детям необходимо, чтобы их целовали, обнимали и гладили по голове – и мальчики и девочки тут одинаковы. Любовь родителя проявляется в телесном контакте. Если этого не делать, то ребенок растет отчужденным. Это хорошо видно, когда рождается следующий ребенок и старший начинает ревновать и плохо себя вести. И когда возьмешь его на руки, прижмешь к себе, это плохое поведение сразу улетучивается. Ребенок через родительскую ласку понимает, что он любим и не надо ничего объяснять.

Важны в воспитании и примеры мужественных людей - книги, фильмы, сейчас есть готовые подборки в интернете. Но пример так и останется мечтами, если он не будет конкретно реализовываться. Отцы должны помнить, что ребенок воспитывается на их примере. Если у вас дома полка скривилась, и с нее падают книги в течение полутора лет, а папе некогда взять шуруповерт и повесить на место, то что-либо требовать от мальчиков будет бессмысленно.

Подготовила Вероника Бузынкина.

Конечно, свободы в браке у человека становится меньше. Но и только. В остальном люди в семье, наоборот, гораздо более счастливы. Ведь счастье — это когда ты любишь, и тебя любят. В семье реализовать это гораздо легче. Наверное, опрос, о котором идет речь, проводили среди людей, далеких не только от Церкви, но и от христианского понимания жизни вообще. Эти очень печальные результаты опроса — еще одно свидетельство глубочайшего кризиса понимания русским народом того, что такое институт семьи.

Мне кажется, что главное богатство человека на земле — это люди, которые его любят. Чем их больше, тем человек богаче. Семья - это именно такие люди: жена, которой не было, а теперь она есть; дети, которых вообще не было, а теперь Господь их вам дал. Если человек любит только себя, то, конечно, в семье ему тяжелее. Несчастным человека делает не семья, а неумение любить.

Недавно я приглядывался: кто из моих прихожан и знакомых выглядит счастливым? Оказалось, что это люди, которые работают в сфере христианского служения другим, например, в Марфо-Мариинской обители или в детских домах. Получают очень мало — не только денег, но и благодарности. А глаза светятся.

Господь сказал: «Блаженнее давать, нежели принимать» (Деян.20:35). Можно сказать и так: счастливее давать, нежели принимать. То есть человек, который умеет отдавать, имеет к этому вкус и находит в этом радость, — счастливее, чем тот, кто умеет только брать и в этом ищет радости.

Чем меньше человек умеет отдавать и служить другим — тем менее он счастлив, сколько бы у него ни было денег, машин, яхт и домов. Счастлив тот, кто реализует свое умение отдавать и служить — и мы знаем, сколько счастливых бедных людей и сколько несчастных богатых. Это аксиома, об этом можно уже не говорить.

Именно непонимание природы семьи делает людей такими, что им кажется, будто они несчастны. И если верующему человеку так кажется, если семейная жизнь с ее заботами вместо радости вгоняет его в депрессию — значит, он где-то ошибся в строении своей семьи. Если с тобой так происходит, значит, ты в чем-то неправ.

Если посмотреть на православное богословие семьи — а оно почти все заключено в словах Таинства Венчания — то там говорится и о славе, и о чести, и о радости. В Таинстве Венчания священник говорит, что муж и жена должны иметь такую радость, какую имела святая царица Елена, когда нашла Животворящий Крест. Вы можете себе представить, как она радовалась?

Если этого нет, значит, сбой где-то внутри тебя. Причины уныния находятся, как мы знаем, внутри человека, и только поводы уныния — снаружи. Основная причина уныния — всегда гордыня и себялюбие. Смиренный человек не унывает ни в какой ситуации, это аксиома христианского духовного опыта. Если человек впадает в уныние, значит, где-то было превозношение. Если семейная жизнь не дает удовлетворения — значит, я не получаю того, что, как я думал, как я представлял себе, я должен получать.

А на самом деле семейная жизнь — это постоянный выход за рамки себя. Ты познаешь мир и Бога глазами любимого человека, всё открывается тебе с другой стороны. Ты не должен стараться вытесать другого человека «под себя». Друг — от слова «другой». Уметь дружить — это уметь принять другого иным, не таким, каким ты считаешь, что он должен быть. Умение услышать и понять это — начало пути, а дальше — труд.

Если ты чувствуешь себя несчастным, надо произносить: «Господи, даруй мне зрети моя прегрешения». Потому что те дары, которые Господь готов был тебе дать, ты не получил — недоработал, оказался не готов, не дотянул.

Конечно, бывает, что второй супруг ведет себя некрасиво. Семья — это большое-большое бревно, которое несут за два конца. Если на втором конце отпустили, то и ты не удержишь. Иногда семья разваливается из-за другого человека. Но сам-то ты всё ли делал? Смирялся ли? Слушал ли? Современный человек этого, к сожалению, совершенно не умеет.

Однажды я разговаривал с человеком, у которого начала разваливаться семья. И он, и она — верующие, прихожане нашего храма, венчанные, воцерковленные. По его словам, жена была во всем виновата. Часа полтора я пытался достучаться до человека, чтобы он увидел свою часть вины, но у меня ничего не получалось. И тогда я спросил: «Ты, когда женился, вообще хотел сделать ее счастливой?» Он посмотрел на меня удивленно: «Ой, а я об этом и не думал». Если человек женится или выходит замуж, чтобы стать счастливым самому, а не чтобы служить, то это тупик. Если даже человек служит в ожидании награды, а награды — счастья — не получает, значит, это служение еще не совсем чистое, хотя оно и происходит.

Конечно, семья — это невероятно сложно. Но прекрасное средство преодоления многих сложностей — это ежедневная совместная молитва. Даже если муж и жена ссорятся или что-то между ними разладилось, но вечером они будут понуждать себя вставать на совместную молитву, то будет возрождаться то, чего мы ждем от семьи. Будет восстанавливаться малая Церковь как союз людей, объединенных присутствием Святаго Духа. Через это можно все преодолеть.

Неслучайно в традиционных культурах, например веке в XV веке, молодых невесту и жениха родители могли познакомить непосредственно перед браком, на сговоре или на помолвке, а несчастных браков и разводов, думаю, было меньше. Да и счастливых людей было вообще больше, чем сейчас. Я знаю много таких семей и в наше время — в основном священнических, где люди до брака не то что не пожили вместе, как сейчас принято у светских людей, а практически друг друга не знали. Но духовник благословил — поженились, и я свидетель: это счастливые семьи. Век уже не XV, а ХХ и XXI, а механизм достижения счастья — все тот же: счастье — в служении.

Да, есть вещи, которых терпеть нельзя. Нельзя терпеть супружескую измену, пьянство. Они разрушают, убивают домашнюю Церковь. Со всем остальным можно смиряться, хотя это и очень тяжело, потому что современный человек к этому не готов.

Один знакомый священник рассказывал мне, как приехала к нему холеная дама в сопровождении джипа охраны. Дети учатся в Лондоне, всё есть, но в жизни она разочаровалась и заняться ей нечем. Батюшка и то предлагал, и другое, но она отвечала, что уже и молиться пробовала, и поститься, а ничего не помогало. И батюшка ответил: «А вы сядьте в свой джип с охраной, поезжайте в Тверскую, например, область, в какой-нибудь детский дом. Посмотри, как там дети живут». Она фыркнула и ушла. А через три месяца вернулась: совсем другой человек, глаза светятся. Рассказала, что сначала обиделась на священника, а потом думает: раз ничего не помогает, то надо и это попробовать. Поехала в детский дом, стала помогать, всех подруг со своей Рублевки привлекла. У нее началась новая жизнь.

Механизм всегда один, данный Богом, не людьми придуманный: «Блаженнее давать, нежели принимать». Служи другим — и будешь счастлив.

О выходе из кризиса в церковной жизни размышляет протоиерей Федор Бородин , настоятель храма святых бессребреников Косьмы и Дамиана на Маросейке (Москва).

Бывает так, что давно воцерковленный христианин упирается как бы в духовный тупик, в некую исчерпанность привычной практики своей духовной жизни. Все, что раньше работало, не срабатывает, нет привычного и ожидаемого результата от чтения молитв, от исповеди и богослужения. Душа жаждет встречать Христа, как раньше, и радоваться этой встрече, а не получается.

Протоиерей Федор Бородин

Иногда это просто результат лени. Но бывает, что такое происходит и с настоящими тружениками духовной жизни. Это очень больно, как больно разлучаться с любимым. Что делать?

Мы уверовали в Иисуса Христа, когда полюбили Его, и как путники, вышедшие на дорогу, не знаем, что будет за вторым или третьим поворотом. У нас есть Его обещания о том, что Он с нами во все дни, и наши надежды на это, есть какие-то карты, составленные теми, кто прошел путь, но мы не знаем, какие лично нас будут ждать испытания. А испытания будут, и эта потеря общения с Богом, может быть, главная из них.

Если мы посмотрим жития многих святых, то увидим, что даже величайшие святые упирались в подобные тупики богооставленности.

Из-за нерешенных вопросов жизни по вере был на грани отчаяния Антоний Великий, который кричал Богу: «Где Ты был, когда мне было так тяжело?!» Мы знаем, что нашего почти современника, преподобного Силуана Афонского, Господь промыслительно оставлял в очень тяжелых испытаниях на многие годы.

Видимо, некое ощущение исчерпанности практической стороны церковной жизни – это то, что на нашем пути Господь каждому на какой-то момент приготовил как испытание. И если мы верим, что Христос для нас есть путь, то мы должны верить, что и это испытание дано нам Его промыслом для того, чтобы мы чего-то достигли, чего-то поняли и что-то преодолели, что-то переросли внутри себя.

Лет десять назад я ехал в метро в час пик, и на кольцевой станции «Парк культуры» встретил своего друга по семинарии, игумена Н., скажем так. В семинарии он был мне достаточно близким человеком и, наверное, он был лучшим из нашего выпуска. Он был человеком, который за четыре года ни разу ни на кого не повысил голос, всем всегда помогал – такой монах, аскет и молитвенник от чрева матери.

Он ушел в один прославленный русский монастырь, и сердце за него всегда было спокойно: если представить себе настоящего христианина – современника, то это он.

И вдруг я его встречаю в метро. У нас такая ситуация, что просто болтать фальшиво о том, «как дела?», «все хорошо», мы не можем, а обстоятельства не позволяют говорить долго – он торопится, и я тороплюсь, и кругом жуткая толкотня.

Я ему говорю: «Помолись за меня, что-то мне тяжело». Он смотрит на меня с болью в глазах и говорит: «И ты за меня помолись, я что-то в таком тупике!» Я подумал тогда: «Этому праведному человеку так тяжело – на его монашеской стезе. Ему Господь приготовил это испытание, потому что любит его и воспитывает».

Учебник молитвы

Что касается каких-то практических моментов, тут трудно дать совет. Мне кажется, что нужно все равно продолжать исповедоваться, все равно молиться. Надо еще понимать, что вся молитвенная практика, которая нам давалась в начале нашего пути как общеобязательная, она достаточно условна, на мой взгляд.

Молитвослов, который берет в руки вновь пришедший в Церковь, с утренним правилом, с вечерним правилом, с корпусом молитв, подготавливающих человека к причастию, можно назвать учебником. Там есть молитвы святых людей: Макария Великого, Иоанна Дамаскина, Иоанна Златоуста, Василия Великого, то есть молитвы тех людей, в духовном опыте которых Церковь не сомневается. Мы берем этот молитвослов и много лет по нему читаем эти молитвы для того, чтобы научиться собирать в себе такой же точно молитвенный настрой.

Может прийти такое время, и к каждому оно приходит, когда захочется молиться самому. Или почитать что-то другое. Потому что человек, научившись по молитвослову готовить себя к Святому причащению, может в какой-то момент понять, как сейчас ему лучше выполнить цель этого правила. А цель правила именно в подготовки к причастию, и он лучше подготовится, если просто постоит в тишине и почитает Иисусову молитву или акафист, или Священное Писание, может быть, Псалтырь.

То есть взрослый закаленный христианин, научившийся по этому учебнику, может сам уже подбирать себе то, что приведет его в нужное молитвенное устроение.

И чем дольше человек живет в Церкви, тем меньше должно быть священнического, духовнического контроля над тем, какие молитвы он читает. Внимание духовника больше следует направлять на то, достигает ли он настоящего молитвенного предстояния Богу или нет.

Вот это вопрос, за которым должен следить священник, чтобы, если человек не читает правила по лени или он читает что-то не то и не так готовится, сказать ему: «Знаешь, вот здесь ошибка, нельзя приготовиться к причащению, не собирая в себе вот такой настрой. Должна быть радость, должно быть желание причастия, должна быть примиренность со всеми, должна быть истинная вера и сокрушение сердца. Что вам лучше помогает стяжать такой настрой?»

И человек скажет: «Батюшка, мне помогает вот то-то сейчас, на этом этапе жизни». Может быть, это и есть как раз та педагогика, об отсутствии которой говорит в своейстатье отец Петр (Мещеринов)?

А человеку, давно воцерковленному христианину, конечно, надо за собой в этом внимательно следить.

Когда я был маленький, мы с отцом и сестрой ехали на велосипедах через одну деревню в Ярославской области. Деревня располагалась на высоком холме, и там был колодец, глубиной, наверное, метров сорок. Папа мне сказал, показывая в колодец: «Смотри, видишь там маленький квадратик неба внизу. А представляешь, туда солнце заглядывает на полминуты в полдень и все. Солнце проходит и больше никогда не освящается дно колодца. Но вот эти полминуты там освещено все».

Цель любого правила – вот так свою душу просветить Божьим присутствием, поставить себя перед Богом. Утром, вечером. Это мало – утро и вечер. Читаем святого Давида: «Седмерицею днем хвалих Тя» (Пс. 118:164). То есть семь раз в день этот занятый правлением воюющей державы человек, великий святой, все оставлял и, видимо, уходил в задние покои и хвалил Бога. Поэтому, это и Давид, которого мы так любим, которым так восхищаемся, потому что он всю суету заканчивал, и душа его полностью открывалась перед Богом. Это было его предстояние Богу.

Мы должны этому предстоянию научиться, утром, вечером – минимум. Лучше чаще. Или, если позволяет род деятельности, почти постоянно. Что тебе помогает сейчас на твоем этапе жизни в этом?

Допустим, я в семинарии изучал пророческие книги. Я их прочел, как и было положено по программе, что-то из них понял и закрыл. Они меня, как сейчас говорят, не зацепили. Прошло лет двенадцать, я давно был священником и вдруг начал их читать и не мог оторваться. Читать, переписывать, искать комментарии, думать. Они для меня открылись. Особенно пророк Иеремия глубоко запал в сердце. Для меня это было предстояние Богу. Я читал, и после у меня появлялась настоящая молитва.

Молитва перед причастием

Все люди разные, Господь это знает. И молитвенные правила воцерковленных христиан постепенно становятся разными. Это нормально и естественно. Вот бывает, допустим, так, что я готовлюсь к службе, читаю Правило ко святому причащению и понимаю, что оно скользит мимо меня, потому, что глаз «замылился».

Возвращаюсь, вновь читаю две-три молитвы, вижу, что у меня они звучат фальшиво. Тогда начинаю их переводить. Сам, своими словами, для себя. Так восстанавливаю связь текста с моим умом. Это бывает не часто. Может быть, раз в год или раз в полгода. Мне помогает.

Я восстанавливаю мой разговор с Богом.

Не люблю словосочетание «вычитывание правила» перед причастием, есть в нем какая-то фарисейская пустота. Ты должен не вычитывать, а поговорить с Богом. Это ведь и тексты соответствующие: эти молитвы написали Василий Великий, Иоанн Златоуст. Они готовились к причастию как к реальной встрече с Богом. А мы часто просто прочитываем эти молитвы, даже не погружаясь в них. Вот это категорически не нужно делать.

Нужно попытаться встать пред Богом, полностью до самого нутра своего, до самого дна, как до дна того колодца. А что тебе сейчас помогает вот это правильно сделать, чем дольше ты ходишь в церковь, тем лучше ты сам понимаешь.

У нас нет жесткого условия такого, чтобы обязательно прочитать три канона. Мы должны принадлежать правой вере для того чтобы причащаться, иметь сердечное сокрушение, то есть покаянное устроение, иметь твердое желание причаститься и мир со всеми. А вот чтобы этого достичь, нужно как раз некое правило. И в разные периоды жизни христианина оно может быть разным.

Молитва – это особое искусство, великое искусство, творчество. Разговор с Богом – высшее творчество, которое доступно человеку. Надо человека научить этому творчеству. Это и есть педагогика воцерковления. Она может длиться десять, пятнадцать лет. А потом человек уже должен сам получать радость от этого творчества.

Вот это все тесно связанно с вопросом духовного тупика. Мы же знаем слова апостола Павла о том, что «скорбь соделовает терпение, терпение искусство, искусство упование: упование же не посрамит» (Рим. 5; 3–5). Имеется в виду искусство духовной жизни.

Когда человек терпит, в том числе, свою немощь, он делается искуснее в духовной жизни. Он знает, как надо каяться, он помнит, как это было вначале, он знает, как правильно молиться, а у него сейчас это не идет, сейчас отлив. Он ничего с этим океаном сделать не может – сухой берег, воды нет. Надо терпеть и ждать. И в этом терпении, которое может длиться много времени, – промысел Божий, Его забота обо мне. Потому что когда я смирен с тем, что я ничего не могу в себе воспроизвести, тогда эта молитва вернётся уже как дар Божий.

Парадокс на исповеди

Человек, приходящий в Церковь впервые, исповедуется горячо и искренне, а потом, спустя много лет, ему трудно. Ведь вроде бы каждый раз нужно озвучивать одно и то же.

Парадокс здесь в том, что человек давно воцерковленный становится настолько требовательным к себе, что не может позволить себе исповедоваться формально. Он помнит и знает, как каялся до самой глубины своей и ему больно от того, что, как кажется, сейчас он профанирует это таинство в себе.

Поскольку мы верим в то, что Церковью руководит Дух Святой, и мы видим, что сейчас в нашей Церкви такая традиция – исповедоваться перед каждым причастием, то, наверное, по послушанию, надо подходить на исповедь, каяться и просто говорить: «Согрешил делом, словом, помышлением» и добавлять, чем за этот короткий период с прошлого причастия ты согрешил и что причиняет тебе боль. Ведь период, когда исповедь внутренне «не идет», нет той глубины, может пройти не быстро, длиться месяцы и даже годы. Но, исповедуясь, мы свидетельствуем Богу, что хотим вернуть прежнюю глубину покаяния.

Но ничто не должно помешать тебе причащаться. Мысли о том, что я не могу исповедоваться, и потому это сейчас неправильно выглядит, и из-за этого не подхожу к Святой Чаши – от лукавого. Надо идти и надо причащаться, потому что без регулярного причастия нет настоящей христианской духовной жизни.

Всегда какая-то греховная грязь на нас налипает. Помню, как я пришел молодым священником на Маросейку, в храм святителя Николая в Кленниках. И вот пожилой, очень опытный, уважаемый всей Москвой духовник, отец Александр Куликов, многажды перед службой исповедовался у меня, грешного. Он говорил о том, что в Николо-Кузнецком храме, где он был воспитан при знаменитом настоятеле – отце Всеволоде Шпиллере, так было принято. В том числе, отец Всеволод и все остальные священники кратко перед каждой службой друг другу исповедовались. Притом что священника никто не проверяет, как он исповедуется.

Да, священник исповедуется духовнику епархии два раза в год в обязательном порядке. Но многие из священников, ведущих напряженную духовную жизнь, исповедуются перед каждой литургией. Не потому, что их заставляют, а потому, что они чувствуют необходимость в этом: начинается литургия, а на мне вот эта грязь духовная, и благодать Божия придет и исцелит меня от нее.

Потому что таинство исповеди, как и любое таинство Церкви – это не только некий акт прощения, это, прежде всего, дарование помощи Божией. Таинство исповеди – это не только факт моего покаяния перед Богом за то, что я сделал, но еще и чудо того, что благодать Божия приходит и помогает мне это преодолеть.

Поэтому, если я десятилетия подряд каюсь в одном и том же грехе, это не значит, что все впустую. Я приношу это Богу как болезнь, с которой я не могу справиться сам. Я сокрушаюсь об этом. Мне плохо, мне больно. Я вижу, как это стоит между мной и Богом, как это загораживает меня от Него. И я прошу у Бога помощи, чтобы это преодолеть. Таинство исповеди – это помощь, которая подается человеку. И если человек смирится по-настоящему, Бог вообще все грехи может от него отнять. Просто вопрос в том, что мы смиряться по-настоящему не умеем. А цель нашей духовной жизни – это приобретение смирения.

Я все время повторяю замечательные слова Марка Подвижника, что Бог дает благодать человеку не за добродетели, не за труды, понесенные ради их приобретения, а за смирение, полученное во время этих трудов. Удивительные мысли! Вся твоя духовная жизнь Богом оценивается, взвешивается на весах этого смирения, приобрел ли ты его или нет.

Может быть, и оставление временное, и этот духовный тупик и то, что тебе кажется, будто Бог тебя не слышит, и то, что ты исповедуешь одно и тоже, – все это нужно для того, чтобы ты смирился в конце концов. А ты никак не хочешь. Ищешь любые пути, только чтобы этого самого главного результата не достичь, чтобы обойти, потому что это самое тяжелое в христианстве. В то же время – самое необходимое. Потому что без смирения нет ни истинной любви, ни духовной жизни.

Не пугаться

Не надо пугаться, если вдруг кажется, что церковная жизнь потеряла смысл. Надо дальше молиться. Надо творчески искать какие-то, может быть, новые формы молитвы и своей церковной жизни. И надо творить дела добра. Потому что через это Бог открывается человеку.

Если тебе кажется, что правила совсем не помогают, съезди, например, в хоспис или в онкоцентр к деткам. У тебя вся картина мира переменится. Вся суета и будет оцениваться просто как суета.

Просто посмотришь, какие испытания Бог может дать человеку.

А то, что касается других форм, например, поста, то он у всех людей, конечно, разный. Та форма, которая у нас сейчас есть, мне кажется, тоже условна.

Как-то я спросил знакомого спортсмена, соблюдает ли он Великий пост? В ответ услышал, что мой знакомый без мяса не может. «Может быть, хотя бы последнюю неделю?» – предложил я. «Неделю без мяса? Нет, ни за что», – испугался собеседник. «Может быть, три дня Страстной – четверг, пятницу, субботу?» – сказал я. И вот он напрягся, желваки работают: безумно трудно принять это решение.

Потом спортсмен с усилием произносит: «Я попробую». И я понимаю, что вот эти его три дня без мяса, если получится, будут больше, чем весь мой Великий пост.

Господь и про это тоже сказал, про две лепты. Кому-то важнее поститься, допустим, без компьютерных игр, посидеть какое-то время без телевизора, без новостей, без этого информационного трепа в интернете, опустошающего душу.

Сам человек должен понять, что ему по силам. Допустим, бывает так, что человек подходит к священнику и говорит: «Батюшка, мне мало среду и пятницу поститься, можно я буду еще в понедельник? Я чувствую, какую пользу мне приносит пост, мне легче молиться, я ближе чувствую Господа». А другой не может. И поэтому, здесь и человеку, и священнику тоже надо понять, что это тоже творчество.