Считается, что Басё был стройным человеком небольшого роста, с тонкими изящными чертами лица, густыми бровями и выступающим носом. Как это принято у буддистов, он брил голову. Здоровье у него было слабое, всю жизнь он страдал расстройством желудка. По письмам поэта можно предположить, что он был человеком спокойным, умеренным, необычайно заботливым, щедрым и верным по отношению к родным и друзьям. Несмотря на то, что всю жизнь он страдал от нищеты, Басё, как истинный философ-буддист, почти не уделял внимания этому обстоятельству.

В Эдо Басё обитал в простой хижине, подаренной ему одним из учеников. Возле дома он своими руками посадил банановое дерево. Считается, что именно оно дало псевдоним поэту (Басё, переводится как «банан, банановое дерево»). Банановая пальма неоднократно упоминается в стихах Басё:

Я банан посадил -
И теперь противны мне стали
Ростки бурьяна...

Как стонет от ветра банан,
Как падают капли в кадку,
Я слышу всю ночь напролёт.

Перевод Веры Марковой

Зимой 1682 года сёгунская столица Эдо в очередной раз стала жертвой крупного пожара. К несчастью, этот пожар погубил «Обитель бананового листа» - жилище поэта, и сам Басё чуть не погиб в огне. Поэт сильно переживал утрату дома.

После короткого пребывания в провинции Каи он вернулся в Эдо, где с помощью учеников построил в сентябре 1683 года новую хижину и снова посадил банановое дерево. Но это действие было лишь символическим возвратом к прошлому. Отныне и до конца своей жизни Басё - странствующий поэт.

В августе 1684 года, в сопровождении своего ученика Тири, в сорокалетнем возрасте Басё отправляется в своё первое путешествие. В те времена путешествовать по Японии было очень трудно. Многочисленные заставы и бесконечные проверки паспортов, причиняли путникам немало хлопот. Однако, надо думать, Басё был достаточно умён и уж точно достаточно известен, чтобы пройти эти преграды.

Интересно посмотреть, что представляло собой его дорожное одеяние: большая плетёная шляпа (которые обычно носили священники) и светло-коричневый хлопчатобумажный плащ, на шее висела сума, а в руке посох и чётки со ста восемью бусинами. В сумке лежали две-три китайские и японские антологии, флейта и крохотный деревянный гонг. Одним словом, он был похож на буддийского паломника.

После многодневного путешествия по главному тракту Токайдо, Басё и его спутник прибыли в провинцию Исэ, где поклонились легендарному храмовому комплексу Исэ дайдзингу, посвященному синтоиской богине Солнца Аматэрасу Омиками. В сентябре они оказались на родине Басё, в Уэдо, где поэт повидал брата и узнал о смерти родителей. Затем Тири вернулся домой, а Басё после странствий по провинциям Ямато, Мини и Овари, опять прибывает в Уэдо, где встречает новый год, и снова путешествует по провинциям Ямато, Ямасиро, Оми, Овари и Каи и в апреле возвращается в свою обитель.

Путешествие Басё служило и распространению его стиля, ибо везде поэты и аристократы приглашали его к себе в гости. Хрупкое здоровье Басё заставило поволноваться его поклонников и учеников, и они облегчённо вздохнули, когда он вернулся домой.

До конца своей жизни Басё путешествовал, черпая силы в красотах природы. Его поклонники ходили за ним толпами, повсюду его встречали ряды почитателей - крестьян и самураев. Его путешествия и его гений дали новый расцвет ещё одному прозаическому жанру, столь популярному в Японии - жанру путевых дневников, зародившемуся ещё в X веке.

Лучшим дневником Басё считается «Окуно хосомити» («По тропинкам севера»). В нём описывается самое продолжительное путешествие Басё вместе с его учеником Сора, начавшееся в марте 1689 г. и продолжавшееся сто шестьдесят дней. В 1691 году он снова отправился в Киото, тремя годами позже опять посетил родной край, а затем пришёл в Осаку. Это путешествие оказалось для него последним. Басё скончался в возрасте пятидесяти одного года.

Лирика - это единственный вид искусства, который человек может целиком и полностью «присвоить» себе, превратив лирическое произведение или отдельные строки в часть своего сознания. Произведения других искусств живут в душах как впечатления, как память об увиденном, услышанном, а вот лирические стихи сами врастают в души, откликаются в нас в определенные моменты жизни... К этой мысли приходили многие мудрецы.

Краткость, как известно, сестра таланта. Может быть, поэтому народ всегда охотно и сам создавал, и живо откликался на лаконичные поэтические формы, которые легко запоминаются. Вспомним рубай Хайяма - четыре строчки.

Но когда речь заходит о краткости как особой поэтике, мы сразу вспоминаем Японию и слова «танка» и «хокку». Это формы, которые несут глубоко национальный отпечаток Страны восходящего солнца. Пятистишие - танка, трехстишие - хокку. Японская поэзия культивирует эти формы уже много веков и создала удивительные шедевры.

Сразу скажем, что если бы не кропотливейшая и талантливейшая работа некоторых переводчиков, и, в первую очередь, Веры Марковой, мы бы вряд ли могли насладиться тончайшей поэзией Басе, Оницура, Тиё, Вусона, Исса, Такубоку... Именно благодаря конгениальности некоторых переводов книги японской лирики в России расходились еще недавно миллионными тиражами.

Прочитаем несколько стихотворений Басе, безусловно, великого поэта, достигшего в хокку наибольшей поэтической выразительности, в переводе В. Марковой.

И осенью хочется жить
Этой бабочке пьет торопливо
С хризантемы росу.

Можно и не знать, что хокку построена на определенном чередовании количества слогов

пять слогов в первом стихе, семь во втором и пять в третьем - всего семнадцать слогов. Можно не знать, что звуковая и ритмическая организация трехстишия - это особая забота японских поэтов. Но нельзя не видеть, не чувствовать, не понимать того, как много сказано в этих трех строчках. Сказано, прежде всего, о жизни человека «И осенью хочется жить...» И в конце жизни хочется жить.

Роса на хризантеме - это не только очень красиво в изобразительном смысле, но и многозначно поэтически. Роса ведь очень чистая, очень прозрачная - это не вода в мутном потоке быстрой реки жизни. Именно в старости человек начинает понимать и ценить истинные, чистые, как роса, радости жизни... Но уже осень.

В этом стихотворении можно уловить тот вечный мотив, который есть и у русского поэта, жившего через почти триста лет после Басе, у Николая Рубцова

Замерзают мои георгины.
И последние ночи близки.
И на комья желтеющей глины
За ограду летят лепестки...

Это из «Посвящения другу». И у Басе, и у Рубцова - вечный мотив жизни на земле и ухода... У Рубцова понятно, что речь идет об ограде палисадника и о глине в нем же, но направленность душевная - «последние ночи близки» - вызывает ассоциации с другой оградой, с кладбищенской, и с другими комьями глины...

Вот я прочитал трехстишие Басе и ушел аж до Рубцова. Думаю, что японского читателя эти строки уведут к своим ассоциациям - каким-то японским полотнам живописи - многие хокку имеют прямую связь с живописью - уведут к японской философии, хризантема имеет в национальной символике свой смысл - и читатель тоже на это откликнется. Роса к тому же - метафора бренности жизни...

Вообще здесь задача поэта - поэтической картиной, набросанной двумя-тремя штрихами, заразить читателя лирическим волнением, разбудить его воображение, - и для этого средств у хокку достаточно, если, конечно, хокку пишет настоящий поэт.

Вот еще трехстишие Басе

Едва-едва я добрел,
Измученный до ночлега...
И вдруг - глициний цветы!

В традиции хокку изображать жизнь человека в слиянии с природой. Поэты понуждают человека искать потаенную красоту в простом, незаметном, повседневном. Согласно буддийскому учению, истина постигается внезапно, и это постижение может быть связано с любым явлением бытия. В этом трехстишии - это «глициний цветы».

Конечно, мы лишены возможности воспринимать стихи Басе в полной мере, о которой Поль Валери сказал, что «поэзия - это симбиоз звука и смысла». Смысл перевести легче и вообще возможно, но вот как перевести звук И все-таки, нам кажется, при всем том, Басе в переводах Веры Марковой очень близок к своей первоначальной, японской, особенности.

Не всегда надо искать в хокку какой-то особый глубокий смысл, зачастую - это просто конкретное изображение реального мира. Но изображение изображению рознь. Басе это делает очень зримо и чувственно

Утка прижалась к земле.
Платьем из крыльев прикрыла
Голые ноги свои.

Или в другом случае Басе стремится передать через хокку пространство - и только. И вот он его передает

Бушует морской простор!
Далеко до острова Садо,
Стелется Млечный Путь.

Если бы не было Млечного Пути, не было бы и стихотворения. Но на то он и Васе, чтобы через его строки нам открылось огромное пространство над Японским морем. Это, видимо, холодная ветреная осенняя ясная ночь - звезд бесчисленное множество, они блестят над морскими белыми бурунами - а вдали черный силуэт острова Садо.

В настоящей поэзии, сколько ни докапывайся до последней тайны, до последнего объяснения этой тайны все равно не докопаешься. И мы, и наши дети, и наши внуки повторяем и будем повторять «Мороз и солнце

день чудесный!..» - все понимают и будут понимать, что это вот поэзия, самая чудесная и истинная, а почему она поэзия и что в ней такого - об этом даже не хочется особенно и задумываться.

Так и у Басе - японцы чтят его, знают наизусть, не всегда отдавая себе отчет, почему его многие стихи сразу и навсегда входят в душу. Но ведь входят! В настоящей поэзии маленькая зарисовка, какой-нибудь пейзаж, бытовой фрагмент могут стать поэтическими шедеврами - и народ их так и будет осознавать.

Правда, порой трудно, даже невозможно передать на другом языке, в чем заключается чудо того или иного стихотворения на языке родном. Поэзия есть поэзия. Она тайна и чудо - и так ее и воспринимают любители поэзии. Поэтому кажущееся нам простым и незамысловатым трехстишие Басе знает наизусть каждый культурный японец. Мы этого можем и не уловить не только из-за перевода, но и потому, что мы живем в другой традиции поэтической, а также по многим другим причинам.

О сколько их на полях!
Но каждый цветет по-своему -
В этом высший подвиг цветка!

Прав Басе, у нас другие цветы, нам свое надо культивировать. Васе родился в замковом городе Уэно провинции Ига в семье небогатого самурая. Васе - это литературный псевдоним, подлинное имя Мацуо Мунэфуса. Провинция Ига была расположена в центре острова Хонсю, в самой колыбели старой японской культуры. Родные поэта были очень образованными людьми, знали - это предполагалось в первую очередь - китайских классиков.

Басе с детства писал стихи. В юности принял постриг, но не стал настоящим монахом. Он поселился в хижине близ города Эдо. В его стихах есть описание этой хижины с банановыми деревьями и маленьким прудом во дворе. У него была возлюбленная. Ее памяти он посвятил стихи

О, не думай, что ты из тех,
Кто следа, не оставил в мире!
Поминовения день...

Басе много странствовал по Японии, общался с крестьянами, с рыбаками, со сборщиками чая. После 1682 года, когда сгорела его хижина, вся его жизнь стала странствованием. Следуя древней литературной традиции Китая и Японии, Васе посещает места, прославленные в стихах старинных поэтов. В дороге он и умер, перед кончиной написав хокку «Предсмертная песня»

В пути я занемог,
И все бежит, кружит мой сон
По выжженным лугам.

Поэзия была для Басе не игрой, не забавой, не заработком, а призванием и судьбой. Он говорил, что поэзия возвышает и облагораживает человека. К концу жизни у него было множество учеников по всей Японии.

В создании которых принимали участие и его ученики: «Зимние дни » (1684), «Весенние дни » (1686), «Заглохшее поле » (1689), «Тыква-горлянка » (1690), «Соломенный плащ обезьяны » (книга 1-я, 1691, книга 2-я, 1698), «Мешок угля » (1694), лирические дневники, предисловия к книгам и стихам, письма, содержащие суждения об искусстве и творческом процессе в поэзии. Путевые лирические дневники содержат описания пейзажей, встреч, исторических событий. В них включены собственные стихи и цитаты из произведений выдающихся поэтов. Лучшим из них считается «По тропинкам Севера» («Окуно хосомити», 1689) .

Поэзия и эстетика Басё существенно повлияли на японскую литературу того времени , «стиль Басё» определил развитие японской поэзии почти на 200 лет .

Энциклопедичный YouTube

• 1 / 5

  Басё родился в небогатой семье самурая Мацуо Ёдзаэмона (яп. 松尾与左衛門 ), был его третьим по счёту ребёнком. В разные годы носил имя Кинсаку, Хансити, Тоситиро, Тюэмон, Дзинситиро (яп. 甚七郎 ). Басё (яп. 芭蕉 ) - литературный псевдоним, в переводе означающий «банановое дерево» .

  Отец и старший брат будущего поэта преподавали каллиграфию при дворах более обеспеченных самураев, и уже дома он получил хорошее образование. В юности увлекался китайскими поэтами, такими как Ду Фу . В те времена книги уже были доступны даже дворянам средней руки. С 1664 года в Киото изучал поэзию.

  Был в услужении у знатного и богатого самурая Тодо Ёситады (яп. 藤堂良忠 ), с которым он разделял увлечение жанром хайкай - популярной японской формой совместного поэтического творчества. В 1665 году Ёситада и Басё с несколькими знакомыми сочинили стострофный хайкай. Внезапная смерть Ёситады в 1666 году положила конец спокойной жизни Мацуо и в конце концов он покинул дом . Добрался до Эдо (ныне Токио), где состоял на государственной службе с 1672 года. Но жизнь чиновника была для поэта невыносимой, он становится учителем поэзии.

  Считается, что Басё был стройным человеком небольшого роста, с тонкими изящными чертами лица, густыми бровями и выступающим носом. Как это принято у буддистов, он брил голову. Здоровье у него было слабое, всю жизнь он страдал расстройством желудка. По письмам поэта можно предположить, что он был человеком спокойным, умеренным, необычайно заботливым, щедрым и верным по отношению к родным и друзьям. Несмотря на то, что всю жизнь он страдал от нищеты, Басё, как истинный философ-буддист, почти не уделял внимания этому обстоятельству.

  Характерный отказ от общепринятой этики, свойственный дзэн , тем не менее не означает её отсутствие. В японской культуре этика в дзэн нашла воплощение в ритуальных формах, через которые и происходит выражение, хотя и весьма скупое, отношения к окружающему миру и людям. Соответствующие представления нашли воплощение в японском эстетическом мировоззрении ваби-саби .

  Проживание в скромной хижине - это не только и не столько следование своим желаниям, это, что важнее, непосредственно путь творчества, находящий выражение в поэзии .

  Ещё одним признаком редуцированной этики в дзэн, что проявился и в поэзии японца, можно считать использование юмора в описании различных явлений окружающего мира. Басё способен улыбнуться там, где, казалось бы надо выказать сострадание или жалость, или же смеется там, где другой бы испытал сомнительное умиление. Отстранённость и спокойная созерцательность - именно они позволяют художнику веселиться в различных непростых ситуациях. Как замечал философ Анри Бергсон , «…отойдите в сторону, посмотрите на жизнь как равнодушный зритель: много драм превратится в комедию». Равнодушие или, иначе говоря, нечувствительность - уходят корнями в дзэн, но упрекнуть Басё в равнодушии вряд ли возможно, поскольку для него смех - это способ преодолеть невзгоды жизни, и собственной в том числе, и главное - действительно умение посмеяться над самим собой, иногда даже весьма иронично, описывая тяжёлую жизнь в странствиях:

  Мацуо Басё .

  Принцип «вечного одиночества», освобождая творца от суеты мира, ведёт его по дороге от утилитарных интересов и целей к своему высшему предназначению. Таким образом, творчество обретает сакральный смысл, оно становится ориентиром на жизненном пути. От развлечения, каким оно было в юности, от способа добиться успеха и получить признание, одержав победу над соперниками, каким оно представлялось в годы расцвета, в поздние годы взгляд поэта на занятие поэзией изменяется к той точке зрения, что именно оно и являлось его истинным предназначением, именно оно вело его по жизненному пути. Желание освободить этот сакральный смысл от каких бы то ни было признаков меркантильности, защитить его, заставляет Басё писать в послесловии к поэтическому сборнику «Минасигури» («Пустые каштаны», 1683): «Ваби и поэзия (фуга) далеки от повседневных нужд. Это изглоданные жучками каштаны, которых люди не подобрали при посещении хижины Сайгё в горах» .

  Память

  В честь Басё назван кратер на Меркурии .

  См. также

  Примечания

  1. Немецкая национальная библиотека , Берлинская государственная библиотека , Баварская государственная библиотека и др. Record #118653369 // Общий нормативный контроль (GND) - 2012-2016.
  2. Краткая литературная энциклопедия - М. : Советская энциклопедия , 1962.
  3. идентификатор BNF : платформа открытых данных - 2011.
  4. SNAC - 2010.
  5. Babelio
  6. Басё / Торопыгина М. В. // Большая российская энциклопедия : [в 35 т.] / гл. ред. Ю. С. Осипов . - М. : Большая российская энциклопедия, 2004-2017.
  7. Мацуо Басё // Япония от А до Я. Популярная иллюстрированная энциклопедия. (CD-ROM). - М.: Directmedia Publishing, «Япония сегодня», 2008. -

  Мацуо Басё (псевдоним); при рождении названный Киндзаку, по достижении совершеннолетия — Мунэфуса; ещё одно имя — Дзинситиро — великий японский поэт, теоретик стиха.

  Родился в 1644 году в небольшом замковом городе Уэно, провинция Ига (остров Хонсю). Умер 12 октября 1694 в Осаке.

  Басё родился в небогатой семье самурая Мацуо Ёдзаэмона, был его третьим по счету ребенком. Отец и старший брат будущего поэта преподавали каллиграфию при дворах более обеспеченных самураев, и уже дома он получил хорошее образование. В юности увлекался китайскими поэтами, такими как Ду Фу. В те времена книги уже были доступны даже дворянам средней руки. С 1664 в Киото изучал поэзию. Был в услужении у знатного и богатого самурая Тодо Ёситады, распрощавшись с которым, отправился в Эдо (ныне Токио), где состоял на государственной службе с 1672. Но жизнь чиновника была для поэта невыносимой, он становится учителем поэзии. Среди современников Мацуо получил известность в первую очередь как мастер рэнга. Басё — создатель жанра и эстетики хокку.

  В 1680-е годы Басё, руководствуясь философией буддийской школы Дзэн, в основу своего творчества положил принцип «озарения». Поэтическое наследие Басё представлено 7 антологиями, созданными им и его учениками: «Зимние дни» (1684), «Весенние дни» (1686), «Заглохшее поле» (1689), «Тыква-горлянка» (1690), «Соломенный плащ обезьяны» (книга 1-я, 1691, книга 2-я, 1698), «Мешок угля» (1694), лирическими дневниками, написанными прозой в сочетании со стихами (наиболее известный из них — «По тропинкам Севера»), а также предисловиями к книгам и стихам, письмами, содержащими мысли об искусстве и взгляды на процесс поэтического творчества. Поэзия и эстетика Басё оказали влияние на развитие японской литературы средних веков и Нового времени.

  В честь Басё назван кратер на Меркурии.

  - (псевдоним; другой псевдоним ‒ Мунэфуса; настоящее имя ‒ Дзинситиро) (1644, Уэно, провинция Ига, ‒ 12.10.1694, Осака), японский поэт, теоретик стиха. Родился в семье самурая. С 1664 в Киото изучал поэзию. Был на государственной службе с 1672 в… …

  - (1644 94), японский поэт. Вершинные образцы философской лирики в жанре хокку, полной изящной простоты и гармоничного восприятия мира; шуточные рэнга (стихотворения цепи). Наследие Мацуо Басе и его учеников составило 7 антологий, в том числе… … Современная энциклопедия

  - (1644 1694), японский поэт. Философская лирика в жанре хокку (около 2 тыс.), полная изящной простоты и гармонического восприятия мира; шуточные рэнга (стихотворения »цепи»). Наследие Мацуо и его учеников составило 7 антологий, в том числе,… … Энциклопедический словарь

  МАЦУО Басё - (др. псевд. Мунэфуса; наст. имя Дзинситиро) (1644—94), японский поэт, теоретик поэзии. Стихи: ок. 2000 хокку; шуточные рэнга. Поэтич. наследие М. и его учеников составили 7 антологий: «Зимние дни» (1684), «Весенние дни» (1686), «Заглохшее… … Литературный энциклопедический словарь

  - (настоящее имя Мунэфуса, 1644–1694) великий японский поэт, сыгравший большую роль в становлении поэтического жанра хайкай. Басё родился в провинции Ига, в центральной части острова Хонсю, в небогатой самурайской семье, в детстве получил хорошее… … Вся Япония

  Басё (псевдоним; другой псевдоним Мунэфуса; настоящее имя Дзинситиро) (1644, Уэно, провинция Ига, 12.10.1694, Осака), японский поэт, теоретик стиха. Родился в семье самурая. С 1664 в Киото изучал поэзию. Был на государственной службе с… … Большая советская энциклопедия

  См. Мацуо Басё. * * * БАСЕ БАСЕ, см. Мацуо Басе (см. МАЦУО Басе) … Энциклопедический словарь

  Турнир по профессиональному сумо Мацуо Басё (1644 1694) японский поэт Список значений слова или словосочетания со ссылками на соответствующие с … Википедия

  Басё - БАСЁ, см. Мацуо Басё … Биографический словарь

  Бусон: Портрет Басё Мацуо Басё (яп. 松尾芭蕉 (псевдоним); при рождении названный Киндзаку, по достижении совершеннолетия Мунэфуса (яп. 宗房); ещё одно имя Дзинситиро (яп. 甚七郎)) великий японский поэт, теоретик стиха. Родился в 1644 году в Уэно,… … Википедия

  Книги

  • Стихи (изд. 2012 г.) , Мацуо Басё. Мацуо Басё - великий японский поэт, теоретик стиха. Родился в 1644 году в небольшом замковом городе Уэно, провинция Ига (остров Хонсю). Умер 12 октября 1694 в Осаке. Почувствовав идейную…
  • Басё , Басё Мацуо. Эта книга будет изготовлена в соответствии с Вашим заказом по технологии Print-on-Demand. Мацуо Басё - великий японский поэт, теоретик стиха. Родился в 1644 году в небольшом замковом городе…

  Не слишком мне подражайте!
  Взгляните, что толку в сходстве таком?
  Две половинки дыни. Ученикам

  Хочется хоть раз
  В праздник сходить на базар
  Купить табаку

  "Осень уже пришла!"-
  Шепнул мне на ухо ветер,
  Подкравшись к подушке моей.

  Стократ благородней тот,
  Кто не скажет при блеске молнии:
  "Вот она наша жизнь!"

  Все волнения, всю печаль
  Своего смятенного сердца
  Гибкой иве отдай.

  Какою свежестью веет
  От этой дыни в каплях росы,
  С налипшей влажной землёю!

  В саду, где раскрылись ирисы,
  Беседовать с старым другом своим,-
  Какая награда путнику!

  Холодный горный источник.
  Горсть воды не успел зачерпнуть,
  Как зубы уже заломило

  Вот причуда знатока!
  На цветок без аромата
  Опустился мотылёк.

  А ну скорее, друзья!
  Пойдём по первому снегу бродить,
  Пока не свалимся с ног.

  Вечерним вьюнком
  Я в плен захвачен... Недвижно
  Стою в забытьи.

  Иней его укрыл,
  Стелит постель ему ветер...
  Брошенное дитя.

  В небе такая луна,
  Словно дерево спилено под корень:
  Белеет свежий срез.

  Желтый лист плывет.
  У какого берега, цикада,
  Вдруг проснешься ты?

  Как разлилась река!
  Цапля бредет на коротких ножках
  По колено в воде.

  Как стонет от ветра банан,
  Как падают капли в кадку,
  Я слышу всю ночь на пролет. В хижине, крытой тростником

  Ива склонилась и спит.
  И кажется мне, соловей на ветке...
  Это ее душа.

  Топ-топ - лошадка моя.
  Вижу себя на картине -
  В просторе летних лугов.

  Послышится вдруг "шорх-шорх".
  В душе тоска шевельнется...
  Бамбук в морозную ночь.

  Бабочки полет
  Будит тихую поляну
  В солнечных лучах.

  Как свищет ветер осенний!
  Тогда лишь поймете мои стихи,
  Когда заночуете в поле.

  И осенью хочется жить
  Этой бабочке: пьет торопливо
  С хризантемы росу.

  Цветы увяли.
  Сыплются, падают семена,
  Как будто слезы...

  Порывистый листовой
  Спрятался в рощу бамбука
  И понемногу утих.

  Внимательно вглядись!
  Цветы пастушьей сумки
  Увидишь под плетнем.

  О, проснись, проснись!
  Стань товарищем моим,
  Спящий мотылек!

  На землю летят,
  Возвращаются к старым корням...
  Разлука цветов! Памяти друга

  Старый пруд.
  Прыгнула в воду лягушка.
  Всплеск в тишине.

  Праздник осенней луны.
  Кругом пруда и опять кругом,
  Ночь напролет кругом!

  Вот все, чем богат я!
  Легкая, словно жизнь моя,
  Тыква-горлянка. Кувшин для хранения зерна

  Первый снег под утро.
  Он едва-едва прикрыл
  Листики нарцисса.

  Вода так холодна!
  Уснуть не может чайка,
  Качаясь на волне.

  С треском лопнул кувшин:
  Ночью вода в нем замерзла.
  Я пробудился вдруг.

  Луна или утренний снег...
  Любуясь прекрасным, я жил, как хотел.
  Вот так и кончаю год.

  Облака вишневых цветов!
  Звон колокольный доплыл... Из Уэно
  Или Асакуса?

  В чашечке цветка
  Дремлет шмель. Не тронь его,
  Воробей-дружок!

  Аиста гнездо на ветру.
  А под ним - за пределами бури -
  Вишен спокойный цвет.

  Долгий день на пролет
  Поет - и не напоется
  Жаворонок весной.

  Над простором полей -
  Ничем к земле не привязан -
  Жаворонок звенит.

  Майские льют дожди.
  Что это? Лопнул на бочке обод?
  Звук неясный ночной...

  Чистый родник!
  Вверх побежал по моей ноге
  Маленький краб.

  Нынче выпал ясный день.
  Но откуда брызжут капли?
  В небе облака клочок.

  Будто в руки взял
  Молнию, когда во мраке
  Ты зажег свечу. В похвалу поэту Рика

  Как быстро летит луна!
  На неподвижных ветках
  Повисли капли дождя.

  Важно ступает
  Цапля по свежему жниву.
  Осень в деревне.

  Бросил на миг
  Обмолачивать рис крестьянин,
  Глядит на луну.

  В чарку с вином,
  Ласточки, не уроните
  Глины комок.

  Здесь когда-то замок стоял...
  Пусть мне первый расскажет о нем
  Бьющий в старом колодце родник.

  Как летом густеет трава!
  И только у однолиста
  Один-единственный лист.

  О нет, готовых
  Я для тебя сравнений не найду,
  Трехдневный месяц!

  Неподвижно висит
  Темная туча в полнеба...
  Видно, молнию ждет.

  О, сколько их на полях!
  Но каждый цветет по-своему -
  В этом высший подвиг цветка!

  Жизнь свою обвил
  Вкруг висячего моста
  Этот дикий плющ.

  Одеяло для одного.
  И ледяная, черная
  Зимняя ночь... О, печаль! Поэт Рика скорбит о своей жене

  Весна уходит.
  Плачут птицы. Глаза у рыб
  Полны слезами.

  Далекий зов кукушки
  Напрасно прозвучал. Ведь в наши дни
  Перевелись поэты.

  Тоненький язычок огня, -
  Застыло масло в светильнике.
  Проснешься... Какая грусть! На чужбине

  Запад, Восток -
  Всюду одна и та же беда,
  Ветер равно холодит. Другу, уехавшему на Запад

  Даже белый цветок на плетне
  Возле дома, где не стало хозяйки,
  Холодом обдал меня. Осиротевшему другу

  Ветку что ли обломил
  Ветер, пробегая в соснах?
  Как прохладен плеск воды!

  Вот здесь в опьяненье
  Уснуть бы, на этих речных камнях,
  Поросших гвоздикой...

  Снова встают с земли,
  Тускнея во мгле, хризантемы,
  Прибитые сильным дождем.

  Молись о счастливых днях!
  На зимнее дерево сливы
  Будь сердцем своим похож.

  В гостях у вишневых цветов
  Я пробыл ни много ни мало -
  Двадцать счастливых дней.

  Под сенью вишневых цветов
  Я, словно старинной драмы герой,
  Ночью прилег уснуть.

  Сад и гора вдали
  Дрогнули, движутся, входят
  В летний раскрытый дом.

  Погонщик! Веди коня
  Вон туда, через поле!
  Там кукушка поет.

  Майские дожди
  Водопад похоронили -
  Залили водой.

  Летние травы
  Там, где исчезли герои,
  Как сновиденье. На старом поле битвы

  Островки...Островки...
  И на сотни осколков дробится
  Море летнего дня.

  Какое блаженство!
  Прохладное поле зеленого риса...
  Воды журчанье...

  Тишина кругом.
  Проникают в сердце скал
  Голоса цикад.

  Ворота Прилива.
  Омывает цаплю по самую грудь
  Прохладное море.

  Сушатся мелкие окуньки
  На ветках ивы...Какая прохлада!
  Рыбачьи хижины на берегу.

  Пестик из дерева.
  Был ли он ивой когда-то,
  Был ли камелией?

  Праздник встречи двух звезд.
  Даже ночь накануне так непохожа
  На обычную ночь! Накануне праздника Ташибама

  Бушует морской простор!
  Далеко, до острова Садо,
  Стелется Млечный Путь.

  Со мной под одною кровлей
  Две девушки... Ветки хаги в цвету
  И одинокий месяц. В гостинице

  Как пахнет зреющий рис!
  Я шел через поле, и вдруг -
  Направо залив Арисо.

  Содрогнись, о холм!
  Осенний ветер в поле -
  Мой одинокий стон. Перед могильным холмом рано умершего поэта Иссе

  Красное-красное солнце
  В пустынной дали... Но леденит
  Безжалостный ветер осенний.

  Сосенки... Милое имя!
  Клонятся к сосенкам на ветру
  Кусты и осенние травы. Местность под названием Сосенки

  Равнина Мусаси вокруг.
  Ни одно не коснется облако
  Дорожной шляпы твоей.

  Намокший, идет под дождем,
  Но песни достоин и этот путник,
  Не только хаги в цвету.

  О беспощадный рок!
  Под этим славным шлемом
  Теперь сверчок звенит.

  Белее белых скал
  На склонах каменной горы
  Осенний этот вихрь!

  Прощальные стихи
  На веере хотел я написать -
  В руках сломался он. Расставаясь с другом

  Где ты, луна, теперь?
  Как затонувший колокол,
  Скрылась на дне морском. В бухте Цуруга, где некогда затонул колокол

  Бабочкой никогда
  Он уже не станет... Напрасно дрожит
  Червяк на осеннем ветру.

  Домик в уединенье.
  Луна... Хризантемы... В придачу к ним
  Клочек небольшого поля.

  Холодный дождь без конца.
  Так смотрит продрогшая обезьянка,
  Будто просит соломенный плащ.

  Зимняя ночь в саду.
  Ниткой тонкой - и месяц в небе,
  И цикады чуть слышный звон.

  Монахини рассказ
  О прежней службе при дворе...
  Кругом глубокий снег. В горной деревне

  Дети, кто скорей?
  Мы догоним шарики
  Ледяной крупы. Играю с детьми в горах

  Скажи мне, для чего,
  О, ворон, в шумный город
  Отсюда ты летишь?

  Как нежны молодые листья
  Даже здесь, на сорной траве
  У позабытого дома.

  Камелии лепестки...
  Может быть, соловей уронил
  Шапочку из цветов?

  Листья плюща...
  Отчего-то их дымный пурпур
  О былом говорит.

  Замшелый могильный камень.
  Под ним - наяву это или во сне? -
  Голос шепчет молитвы.

  Все кружится стрекоза...
  Никак зацепиться не может
  За стебли гибкой травы.

  Ты не думай с презреньем:
  "Какие мелкие семена!"
  Это ведь красный перец.

  Сначала покинул траву...
  Потом деревья покинул...
  Жаворонка полет.

  Колокол смолк в далеке,
  Но ароматом вечерних цветов
  Отзвук его плывет.

  Чуть дрожат паутинки.
  Тонкие нити травы сайко
  В полумраке трепещут.

  Роняя лепестки,
  Вдруг пролил горсточку воды
  Камелии цветок.

  Ручеек чуть заметный.
  Проплывают сквозь чащу бамбука
  Лепестки камелий.

  Майский дождь бесконечный.
  Мальвы куда-то тянутся,
  Ищут дорогу солнца.

  Слабый померанца аромат.
  Где?.. Когда?.. В каких полях, кукушка,
  Слышал я твой перелетный крик?

  Падает с листком...
  Нет, смотри! На полдороге
  Светлячок вспорхнул.

  И кто бы мог сказать,
  Что жить им так недолго!
  Немолчный звон цикад.

  Хижина рыбака.
  Замешался в груду креветок
  Одинокий сверчок.

  Белый волос упал.
  Под моим изголовьем
  Не смолкает сверчок.

  Больной опустился гусь
  На поле холодной ночью.
  Сон одинокий в пути.

  Даже дикого кабана
  Закружит, унесет с собою
  Этот зимний вихрь полевой!

  Уж осени конец,
  Но верит в будущие дни
  Зеленый мандарин.

  Переносный очаг.
  Так, сердце странствий, и для тебя
  Нет покоя нигде. В дорожной гостинице

  Холод пробрал в пути.
  У птичьего пугала, что ли,
  В долг попросить рукава?

  Стебли морской капусты.
  Песок заскрипел на зубах...
  И вспомнил я, что старею.

  Поздно пришел мандзай
  В горную деревушку.
  Сливы уже зацвели.

  Откуда вдруг такая лень?
  Едва меня сегодня добудились...
  Шумит весенний дождь.

  Печального, меня
  Сильнее грустью напои,
  Кукушки дальний зов!

  В ладоши хлопнул я.
  А там, где эхо прозвучало,
  Бледнеет летняя луна.

  Друг мне в подарок прислал
  Рису, а я его пригласил
  В гости к самой луне. В ночь полнолуния

  Глубокой стариной
  Повеяло... Сад возле храма
  Засыпан палым листом.

  Так легко-легко
  Выплыла - и в облаке
  Задумалась луна.

  Кричат перепела.
  Должно быть, вечереет.
  Глаз ястреба померк.

  Вместе с хозяином дома
  Слушаю молча вечерний звон.
  Падают листья ивы.

  Белый грибок в лесу.
  Какой-то лист незнакомый
  К шляпке его прилип.

  Какая грусть!
  В маленькой клетке подвешен
  Пленный сверчок.

  Ночная тишина.
  Лишь за картиной на стене
  Звенит-звенит сверчок.

  Блестят росинки.
  Но есть у них привкус печали,
  Не позабудьте!

  Верно, эта цикада
  Пеньем вся изошла? -
  Одна скорлупка осталась.

  Опала листва.
  Весь мир одноцветен.
  Лишь ветер гудит.

  Скалы среди криптомерий!
  Как заострил их зубцы
  Зимний холодный ветер!

  Посадили деревья в саду.
  Тихо, тихо, чтоб их ободрить,
  Шепчет осенний дождь.

  Чтоб холодный вихрь
  Ароматом напоить, опять раскрылись
  Поздней осенью цветы.

  Все засыпал снег.
  Одинокая старуха
  В хижине лесной.

  Уродливый ворон -
  И он прекрасен на первом снегу
  В зимнее утро!

  Словно копоть сметает,
  Криптомерий вершины треплет
  Налетевшая буря.

  Рыбам и птицам
  Не завидую больше... Забуду
  Все горести года. Под новый год

  Всюду поют соловьи.
  Там - за бамбуковой рощей,
  Тут - перед ивой речной.

  С ветки на ветку
  Тихо с бегают капли...
  Дождик весенний.

  Через изгородь
  Сколько раз перепорхнули
  Крылья бабочки!

  Плотно закрыла рот
  Раковина морская.
  Невыносимый зной!

  Только дохнет ветерок -
  С ветки на ветку ивы
  Бабочка перепорхнет.

  Ладят зимний очаг.
  Как постарел знакомый печник!
  Побелели пряди волос.

  Год за годом все то же:
  Обезьяна толпу потешает
  В маске обезьяны.

  Не успела отнять руки,
  Как уже ветерок весенний
  Поселился в зеленом ростке. Посадка риса

  Дождь набегает за дождем,
  И сердце больше не тревожат
  Ростки на рисовых полях.

  Погостила и ушла
  Светлая луна... Остался
  Стол о четырех углах. Памяти поэта Тодзюна

  Первый грибок!
  Еще, осенние росы,
  Он вас не считал.

  Примостился мальчик
  На седле, а лошадь ждет.
  Собирают редьку.

  Утка прижалась к земле.
  Платьем из крыльев прикрыла
  Голые ноги свои...

  Обметают копоть.
  Для себя на этот раз
  Плотник полку ладит. Перед Новым годом

  О весенний дождь!
  С кровли ручейки бегут
  Вдоль осиных гнезд.

  Под раскрытым зонтом
  Пробираюсь сквозь ветви.
  Ивы в первом пуху.

  С неба своих вершин
  Одни лишь речные ивы
  Еще проливают дождь.

  Пригорок у самой дороги.
  На смену погасшей радуге -
  Азалии в свете заката.

  Молния ночью во тьме.
  Озера гладь водяная
  Искрами вспыхнула вдруг.

  По озеру волны бегут.
  Одни о жаре сожалеют
  Закатные облака.

  Уходит земля из под ног.
  За легкий колос хватаюсь...
  Разлуки миг наступил. Прощаясь с друзьями

  Весь мой век в пути!
  Словно вскапываю маленькое поле,
  Взад-вперед брожу.

  Прозрачный водопад...
  Упала в светлую волну
  Сосновая игла.

  Повисло на солнце
  Облако... Вкось по нему -
  Перелетные птицы.

  Не поспела гречиха,
  Но потчуют полем в цветах
  Гостя в горной деревне.

  Конец осенним дням.
  Уже разводит руки
  Каштана скорлупа.

  Чем же там люди кормятся?
  Домик прижался к земле
  Под осенними ивами.

  Аромат хризантем...
  В капищах древней Нары
  Темные статуи будд.

  Осеннюю мглу
  Разбила и гонит прочь
  Беседа друзей.

  О этот долгий путь!
  Сгущается сумрак осенний,
  И - ни души кругом.

  Отчего я так сильно
  Этой осенью старость почуял?
  Облака и птицы.

  Осени поздней пора.
  Я в одиночестве думаю:
  "А как живет мой сосед?"

  В пути я занемог.
  И все бежит, кружит мой сон
  По выжженным полям. Предсмертная песня

  * * *
  Стихи из путевых дневников

  Может быть, кости мои
  Выбелит ветер -Он в сердце
  Холодом мне дохнул. Отправляясь в путь

  Грустите вы, слушая крик обезьян!
  А знаете ли, как плачет ребенок,
  Покинутый на осеннем ветру?

  Безлунная ночь. Темнота.
  С криптомерией тысячелетней
  Схватился в обнимку вихрь.

  Лист плюща трепещут.
  В маленькой роще бамбука
  Ропщет первая буря.

  Ты стоишь нерушимо, сосна!
  А сколько монахов отжило здесь,
  Сколько вьюнков отцвело... В саду старого монастыря

  Роняет росинки - ток-ток -
  Источник, как в прежние годы...
  Смыть бы мирскую грязь! Источник, воспетый Сайгё

  Сумрак над морем.
  Лишь крики диких уток вдали
  Смутно белеют.

  Весеннее утро.
  Над каждым холмом безымянным
  Прозрачная дымка.

  По горной тропинке иду.
  Вдруг стало мне отчего-то легко.
  Фиалки в густой траве.

  Из сердцевины пиона
  Медленно выползает пчела...
  О, с какой неохотой! Покидая гостеприимный дом

  Молодой конек
  Щиплет весело колосья.
  Отдых на пути.

  До столицы - там, вдали, -
  Остается половина неба...
  Снеговые облака. На горном перевале

  Солнце зимнего дня,
  Тень моя леденеет
  У коня на спине.

  Ей только девять дней.
  Но знают и поля и горы:
  Весна опять пришла.

  Паутинки в вышине.
  Снова образ Будды вижу
  На подножии пустом. Там, где когда-то высилась статуя Будды

  В путь! Покажу я тебе,
  Как в далеком Ёсино вишни цветут,
  Старая шляпа моя.

  Едва-едва я добрел,
  Измученный, до ночлега...
  И вдруг - глициний цветы!

  Парящих жаворонков выше
  Я в небе отдохнуть присел -
  На самом гребне перевала.

  Вишни у водопада...
  Тому, кто доброе любит вино,
  Снесу я в подарок ветку. Водопад "Ворота Дракона"

  Словно вешний дождь
  Бежит под навесом ветвей...
  Тихо шепчет родник. Ручей возле хижины, где жил Сайгё

  Ушедшую весну
  В далекой гавани Вака
  Я наконец догнал.

  В день рождения Будды
  Он родился на свет,
  Маленький олененок.

  Увидел я раньше всего
  В лучах рассвета лицо рыбака,
  А после - цветущий мак.

  Там, куда улетает
  Крик предрассветный кукушки,
  Что там? - Далекий остров.